— Невольно вышло, извините, эту способность я не очень контролирую. — Хотя, судя по выражению лица, едва ли он огорчен.
И кстати, а как это я так прошляпил и не выяснил, что за сверхспособности у нашего Верховного? И ведь этих способностей должно быть не меньше трех, насколько мне помнятся критерии отбора в управленцы партией.
— Вы владеете внушением и ваша партия в таком упадке? — удивляется вслух Семен.
Елецкий хмурится, эту тему он, по всей видимости, не собирается поддерживать.
— Итак, — деловым тоном говорит он, — давайте лучше сразу к делу: где пятый? Ваш главный здесь?
Ага, ясно. Решил сразу выложить все карты на стол. Что ж, отлично. Правда, я бы пожелал, чтобы при нашей беседе не было посторонних.
Проверяю счетчик контроля Семена: осталось пятнадцать минут. Что ж, этого возможно хватит. Забираю контроль.
— Элла, милая, ты не могла бы подождать снаружи, — обращаюсь я к ней.
Та возмущенно округляет глаза:
— Это еще с чего вдруг? Вообще-то, только благодаря мне мы здесь сидим.
Я, конечно, с ней едва ли согласен. Здесь мы благодаря причастности к огненному легиону, а никак не ей.
— Всего пять минут, Элла, а после мы тебя позовем, — говорю я.
— Нет, — поджимает она капризно губы, — я должна знать, что здесь происходит. Иначе к черту вашу партию Жизни и нашу сделку. Слишком мутно тут у вас все. Я уже начинаю жалеть, что предложила.
— Юрий Романович, вы бы не могли? — обращаюсь я к нему.
— Не уверен, но попробую, — вздыхает Елецкий и устремляет сосредоточенный взгляд на Эллу: — Оставьте нас на пять минут, — приказывает он.
Лицо Эллы становится покорным и где-то даже безразличным, она молча встает и уходит.
— Мое внушение не самая сильна способность, — говорит Елецкий, как только за Стриж закрывается дверь. — Боюсь, очень скоро она вернется.
— Тогда не будем терять время, — говорю я. — Мы уже друг друга поняли, как я понимаю. Вы знаете, кто мы и зачем пришли.
В отчет Елецкий утвердительно кивает.
— Весьма осведомлен, мне тоже не посчастливилось двадцать четыре года назад вляпаться в ваше сообщество в качестве одержимого.
— Отлично! Значит, не нужно ничего объяснять, и можно сразу описать суть проблемы.
Елецкий смотрит на меня, выражая полнейшее внимание, хотя мне это взгляд не нравится, я чувствую притворство и раздражение, хоть и хорошо скрытое.
— Это Семен, — говорю я, — а меня зовут Леонид, и в этом помещении и здании меня сейчас нет.
Елецкий с пониманием кивает, его нисколько не удивляют мои слова.
— У меня такая проблема — я получил тело лутума, то есть я вообще вне системы. Подобная проблема случилась с еще одним моим подопечным. Из-за светляков он теперь числится как преступник и его разыскивает милиция как новообращенного. Но он никакой не преступник, разумеется. Парень несовершеннолетний и он пострадал от Палачей светоносногоо войска. Они убили его родителей и свалили всю вину на него. Вот эта помощь нам от вас нужна.
— Угу, — кивает Елецкий, — значит вам нужны две новые личности и пэку?
— Верно.
— К сожалению, ничем не могу помочь, — он виновато улыбается, хотя взгляд снова выказывает раздражение или даже злобу. — Понимаете, ваш легион... Как бы это помягче сказать? Мерзкие ублюдки и убийцы. Вот что я думаю о вас. И меньше всего я хотел бы, чтобы в моей партии ошивался Иммун.
Воцаряется тишина. Саня и Вова обмениваются обеспокоенными взглядами.
— Двадцать четыре года назад, — продолжает Елецкий, — один из ваших взял меня в оборот. Тогда погибла моя жена, светоносное войско лишило моего сына матери.
— Это сделал Палач из партии света, а не легион, — возражаю я.
— Да, — нехорошо усмехается Елецкий, — это сделал Палач. Но если бы Айзек, как он себя называл, не влез в мою голову, не вынуждал меня убивать и делать ужасные вещи, моя жена бы по сей день была жива. А также не погибли бы люди, которые были в нашей четверке. И не погибли бы люди, которые были на стороне Света.
Так, разговор явно поворачивает не в то русло, на которое я рассчитывал. И сами слова — я будто испытываю дежавю. Похожие вещи говорил и батюшка Прокофий. Нет, не нравится мне это все.
— Вы не совсем понимаете, что происходит, — говорю я. — У Иммунов так же нет выбора, как и у одержимых. Это не наше желание, нам просто не оставляют выбора.
Елецкий уже не улыбается, а скалиться.
— Выбор есть всегда, — холодно говорит он, — и у меня есть решение.
Он слегка подается вперед, пристально смотрит на Семена и вдруг повелительно говорит:
— Выйди из тела!
Я не понимаю, как это происходит. Какая-то необъяснимая сила заставляет меня покинуть Семена. Я оказываюсь в темном пространстве и даже не думаю в это миг ни о чем. Вообще ничего: ни злости, ни возмущения, а главное — я не пытаюсь вернуться. Словно в один миг все мои чувства и желания атрофируются.
А затем все резко накатывает. Будто я внезапно задремав, резко просыпаюсь.
Ах ты ж чертов старикан! Выгнал меня из Семки принуждением!