Бес в ребро

Если определить одним словом то, как она относилась к его семейной драме, это слово было — жалость. Она его жалела, не испытывая к Алине никаких злых чувств. Впрочем, Алина ее мало интересовала, она беспокоилась только о нем. Похоже, ей действительно хотелось придумать вариант, при котором он не будет зависеть от богатой жены и вообще ни от кого на свете.

— Тата, с какой бы радостью я женился на тебе, — вздохнул он в продолжение их разговора о книге. — Как ты думаешь, у меня бы получилось?

Реплика была необдуманной, он не должен был так говорить. Он прежде такого не говорил никому и никогда, потому что это было самоубийство. Умная женщина в тот же миг поймала бы его на слове и обволокла паутиной обещаний. Но Таня была умной женщиной другого поколения и другой породы. И он без страха ступал с ней на тонкий лед этой темы, потому что знал ответ. И что удивительно — этот известный, ожидаемый и спасительный для его свободы ответ Колосова огорчал.

— А зачем? — возразила она. — Тебе так плохо?

И отвела его руки, не давая показать, как ему хорошо. Ей хотелось закончить свою мысль. О, эти Танины мысли о семье и браке!..

— Мне кажется, люди женятся либо по расчету, либо по…

— залету!.. — грустно закончил он, внезапно вспомнив «о своем, о девичьем».

— Да ну тебя! Короче, по-моему, в этой процедуре есть что-то унизительное. Знаешь, верного коня или собаку не привязывают, они и так от тебя не уйдут.

— А я верная собака? — спросил он, устраивая голову у нее на коленях.

— Ты кошка, которая гуляет сама по себе. И я тоже.

— А что же мы делаем вместе?

— Как что? Гуляем. Сами по себе.

Таня действительно была равнодушна к матримониальному вопросу, и он видел, что она не притворяется. Ее родители не ладили между собой и в конце концов на старости лет развелись. С детства брак ей казался обременительной обязанностью, а слово «супружество» со всей очевидностью происходило от тяжелого, как якорная цепь, глагола «запрягать».

— Столько лет жить вместе для того, чтобы мучить друг друга! — жалела Таня отца с матерью. Она и Колосова за это жалела. Она от всей души мечтала освободить его от Алины, но сама не собиралась занимать ее место.

Вот тут он кривил перед ней душой, изображая дело так, как будто их брак с Алиной давно превратился в формальность. Это ничего не меняло, но Колосов привык врать женщинам. Совсем не врать даже такой женщине, как Таня, — это было слишком странно.

Разумеется, он не сказал ей, почему пришел к ней жить и сколько это будет продолжаться. Она и не спрашивала, только удивилась, что он приехал без «хонды»: «Все оставил? Ну и ну!»

— Будем ездить на твоей, — сказал он, уходя от ответа.

Таня с удовольствием возила его в своем темно-синем «пежо», а отправляясь куда-то один, он брал такси. Отсутствие машины неожиданно обернулось не неудобством, а избавлением от целой связки докучливых забот: бензин, ремонт, гаишники… От этого жизнь стала еще более летучей и невесомой, не привязанной ни к чему, кроме любви.

Счастье — вот как это называлось. Неожиданное, непозволительное счастье, наверное последнее в его жизни. И рано или поздно оно кончится. Так он сам спланировал и задумал.

Наверное, встречи с Таней не прекратятся, но праздник их совместной жизни исчезнет. Снова пойдут бесконечные дни молчания бок о бок с политкорректной Алиной. А может, беременность и роды превратят ее в толстую раздражительную клушу, и в их доме, вместе с младенческим писком, навсегда повиснет нудное и серое, как осенний дождь, ворчание. Разве мало он знает таких семей, хоть бедных, хоть богатых…

Но разве не этого он хотел, сочиняя свою простую и гениальную комбинацию? Только сейчас воспоминания о доме и жене вызывали у него отчаяние. Колосов не предполагал, что любовь к Тане на старости лет так вскружит ему голову, и никак не мог собраться с мыслями, чтобы адекватно оценить положение. Слишком много подводных рифов, и все они — в нем самом. Сможет ли он жить с Алиной как ни в чем не бывало? А Таня — вдруг она возьмет да и выскочит замуж, несмотря на свою идиосинкразию к слову «брак»? Или приведет на его место другого влюбленного дурня? С ее легким отношением к жизни запросто может случиться все что угодно.

За что боролись, на то и напоролись. Он был бесконечно счастлив и снова, как три месяца назад, не знал, что делать дальше.

Глава 12

Наблюдательной парикмахерше он рассказал почти правду, часть правды и кое-что, кроме правды, — облегченную версию, которую с руками оторвал бы любой телеканал для постановки кассовой мелодрамы. В его версии не было ни страшного тестя, ни прекрасной Тани, зато было нечто не существующее в природе — их с Алиной пылкая и нежная любовь, пронесенная через годы счастливого супружества.

По всем канонам жанра слушателю в финале полагалось прослезиться, и Любочка была близка к этому.

— Возможно, я кажусь вам чудовищем, Любаша. Но я поклялся любой ценой дать ей то, чего она хочет больше всего на свете. Она не должна страдать оттого, что Бог наказал меня бесплодием. Вы меня осуждаете?