Бес в серебряной ловушке

– Так Мак-Рорк в городе недавно! Он в кости не играет, по девкам пока не бегает, вот деньги и водятся. Погоди, еще через месяцок освоится – тоже без гроша сидеть будет, как все.

Марцино зло оскалился:

– Мне позарез деньги нужны, Дюваль! Но Мак-Рорк-то прочим парням не чета! Неужели не мог у папаши попросить? Я же в долг!

– Э-э!.. – предостерегающе протянул швейцарец. – Ты, того, потише, приятель!

– А ты мне рот не затыкай! – На челюсти Марцино взбухли желваки. – Мак-Рорк себя королем держит, как же, полковничий сынок! А на какой конюшне Орсо его на свет…

Распалившийся Марцино, вероятно, сказал бы еще немало, но в этот миг за его спиной щелкнула дверь и на крыльце собственной персоной показался полковник. Солдат захлебнулся словами, меняясь в лице. Дюваль, разом побледнев почти до синевы, отступил назад и поклонился. Полковник спокойно оглядел обоих жерлами темных глаз:

– Дюваль, за время вашей беседы в окна северной стороны сумели бы влезть как минимум шесть человек. Ночной караул вне очереди. Налево, марш! Марцино, извольте явиться ко мне сразу же по смене с поста.

С этими словами Орсо спустился с крыльца и зашагал по переулку, будто уже забыв о подчиненных.

Глядя в удаляющуюся спину Дюваля, Марцино ощутил, что ему хочется задрать голову и оглушительно завыть. День, так паршиво начавшийся, обещал вовсе закончиться катастрофой.

* * *

К двери кабинета полковника Марцино подходил, словно ноги его были раздроблены «испанскими сапогами» и каждый шаг причинял адскую боль. Сейчас его вышвырнут из полка. Спасибо, если уплатят хотя бы жалкие крохи августовского жалованья. Ему останется лишь ползти на поклон к другим кондотьерам, забыв о благах герцогского особняка, и, вероятнее всего, месить кровавую грязь на ближайшей военной склоке. А как же ему оставить Венецию?.. Господи, ну почему он не послушал Дюваля!

А рука уже поднялась, и одеревеневшие пальцы дважды стукнули в дверь.

– Прошу, – отозвался голос Орсо.

Войдя, Марцино поклонился и застыл, чувствуя, как по лицу градом течет пот. Полковник, обозрев жалкий вид подчиненного, подошел ближе и ровно произнес:

– Итак. Подходя к двери, я слышал последние фразы вашего с Дювалем разговора. За нарушение устава болтовней на посту наказание последует отдельно. Сейчас же меня интересует та любопытная фраза, которую вы позволили себе относительно меня и моего предполагаемого родства с новобранцем Мак-Рорком. Извольте объясниться, Марцино.

Солдат хорошо знал своего командира… Эти прямые вопросы предполагали столь же прямые ответы. Хитрить с Орсо было бесполезно. Оставалось истово повиниться и надеяться, что командир обойдется лишь личной местью, назначив порку до полусмерти.

Вздохнув, Марцино начал:

– Мой полковник, я признаю свою вину в клевете. Но появление Мак-Рорка в отряде и ваше ему… покровительство вызвало слухи о том… что он… что вы… – Солдат сбился, густо покраснел, тут же побледнел, ощущая, будто тонет в отхожем месте прямо под бесстрастным взглядом полковника. – Словом… Пошли слухи, что Мак-Рорк приходится вашему превосходительству внебрачным сыном.

Произнеся это, Марцино уже почувствовал, как пол крошится под ногами, увлекая его в бездонную пропасть. Он ожидал пощечины, взрыва ярости или немедленного вызова капрала с приказом о наказании. Но Орсо все так же пристально и спокойно смотрел Марцино в глаза.

– Хм, – произнес он наконец, – вот как… Что ж, ваша откровенность подкупает. А сейчас извольте подробно объяснить, зачем вам понадобились деньги, которые вы пытались занять у Мак-Рорка.

Марцино задохнулся. Пот стекал в глаза, жег веки, а руки были прижаты к бокам, и утереть лицо не удавалось. Но отступать было некуда, и он снова заговорил:

– Мой полковник, дело в том, что у меня… в городе… у меня есть дочь. Ей всего два года. Мы не венчаны с ее матерью. Но я же… Словом, они моя семья. И я почти все жалованье отдаю им. Но дети… они быстро растут. Моей дочке нужна одежда. А недавно она болела. Нужно было много денег на врача. У меня долги. Виноват, мой полковник.

Окончательно смешавшись, он вытянулся в струну и, окаменев, смотрел куда-то поверх полковничьего плеча.

Орсо же помолчал, а потом вдруг сказал:

– Вольно, Марцино. Успокойтесь, вас эдак хватит удар.

Ошеломленный солдат переступил с ноги на ногу, а полковник опустился в кресло и вымолвил:

– Вот что, рядовой. Сначала о деле. За разговоры на посту и распускание сплетен, а также грязные слова, порочащие честь командира, – пятнадцать плетей и неделю ночных караулов со следующего понедельника.

– Есть, мой полковник, – хрипло обронил Марцино.