А ведь все так просто. Монах Руджеро, который столько знал о секретах дома Кампано и имел до них такой зверский аппетит, загнал шотландца в сеть. Угрожал ему, пытал, допрашивал, рылся в нем, как в мешке с луком, выискивая слабое место. А потом, похоже, понял, что Годелот действительно не знает, чего от него хотят. И уступил пленника полковнику. Дважды два. Они заодно. Злой истязатель и лучезарный избавитель. Кто же тогда, как не Орсо, причастен к страшным событиям в графстве?
А Годелот еще недоумевал, зачем полковник взял его под крыло. Да это еще проще. Ему тоже нужен Пеппо. Орсо уже пытался устроить засаду, но олухи-исполнители упустили слепого тетивщика, не учтя его проворства и решительности. Узнав о грозящей ему опасности, Пеппо вовремя растворился в многолюдном городе, и полковник потерял его след. Но у тетивщика остался друг, наивный идиот, который тут же свел на нет все старания, самолично сунув голову в медвежью берлогу.
Шотландец вдруг ощутил, как его трясет мелкая дрожь, словно прямо у ног лежит развороченный труп. Черта с два он на службе. Он заложник, к тому же обязанный жизнью убийце своего отца. И Орсо вовсе не скрывает этого. Исчезнувший шлем с именной подписью – это прямой намек. Не тявкай, пока тебе бросают кость. Иначе хозяин возьмется за палку.
Теперь все прежние решения, недавно казавшиеся Годелоту такими правильными и разумными, обернулись немыслимой нелепостью, будто вывернутая наизнанку рубашка, обнажившая дурно сшитые кривые швы.
Шотландец отпрянул от окна и с размаху ударил кулаком в плотно пригнанные доски ставен, а те отозвались оглушительным дребезгом. Поперек горла пригоршней угольков стояла лютая тоскливая злоба, и хотелось сейчас же, немедленно рвануться прочь из этой тесной ловушки и.… и что?
Эта простая мысль вдруг отрезвила Годелота, словно пощечина. Отступив назад, он опустился на койку.
А что, в сущности, он может предпринять? Ринуться к полковнику с обвинениями? Ей-богу, даже смешно. Сбежать отсюда? И нищенствовать в незнакомом городе, шарахаясь от каждой собаки? Кому от этого станет лучше? Не разумнее ли оставить свои открытия при себе и честно тянуть лямку, не высовываясь и не вызывая нареканий? Ведь здесь он буквально в лагере противника. Он может слушать и наблюдать. Быть в курсе сплетен и событий. В конце концов, отца уже не вернуть. А вот о своей жизни подумать еще не поздно.
…Годелот почти не спал в ту ночь. Первый взрыв эмоций отбушевал, мысли прояснились, и шотландец ощутил, что открытия этого вечера поселили в его душе некоторое спокойствие. Он и прежде знал, что Орсо не бескорыстен в своих благодеяниях, но непонимание их причин вызывало непреходящую тревогу. Теперь, когда мгла рассеялась, Годелот почувствовал себя увереннее.
Итак, ему отведена роль бестолкового щенка, что ретиво побежит по следу друга, увлекая за собой загонщиков. Недолго же вы хранили свои козни в тайне, мой полковник. Все же, как ни крути, вы военный, а вояки – не слишком утонченные мастера интриг.
Воскресная встреча с Пеппо стала еще более насущной необходимостью – друга нужно было предупредить, что охота за ним не прекращается. Но теперь требовалась особенная осторожность. За Годелотом будут следить…
Если не принимать в расчет новые тревоги, со времени заключения в карцере служба Годелота стала не в пример приятнее. Он по-прежнему ни с кем не сходился накоротке, но однополчане перестали дичиться чужака. Теперь с ним здоровались на равных, без всякой враждебности вовлекали в общие разговоры, и никто больше не пытался уязвить его ядовитым выпадом.
Слегка удивляло Годелота разве что непонятное стремление Марцино набиться ему в приятели. Теперь недавний недруг просто лучился доброжелательностью, но неизменная кривая усмешка Дюваля сразу убеждала шотландца, что весь этот елей напускной. Сам Дюваль относился к Годелоту слегка иронично, но подросток инстинктивно ощущал, что за этим фасадом не таится ничего дурного. Клименте же смотрел на новобранца бесстрастно, но порой в снисходительном взгляде мелькала непонятная шотландцу хитринка, будто тот знал о Годелоте что-то крайне любопытное.
Все это давало поводы для раздумий, но подростку и так было о чем беспокоиться, поэтому чудачества однополчан он без колебаний отложил до более подходящей поры.
В ночь на воскресенье Годелот лежал без сна на узкой койке, глядя в потолок, на котором тусклый лунный свет вычертил косой контур оконного переплета. Тюфяк, казалось, был полон горячих углей. Кому нужна такая длинная ночь? Скорее бы утро.
Пробормотав что-то бранное, шотландец перевернулся – лежать на спине все еще было больно. Ему отчего-то чудилось, что за эту бесконечную ночь мир снаружи может исчезнуть, не дождавшись его.
Как много времени он потерял! И вообще, сколько можно крутиться на месте? Он устал от загадок, подозрений и мелькающих за спиной теней. Пришло время что-то предпринять.