Besame mucho, клуша!

Ну когда это она позволяла Казимиру изменять ей, да еще так нагло, считай, принародно? Так изменять могут либо небожители, либо парии. Более-менее стыдлив только средний класс. Когда это Казимир переквалифицировался из представителя среднего класса в небожителя? Или в парию? Непонятно.

Если они супруги (в значении «парная упряжь»), то почему она за четырнадцать лет не распознала, с кем впряглась в телегу семейной жизни? Значит, пара была случайной? Четырнадцать лет — они могут быть случайностью?

Старый махровый халат в темную клетку, болтавшийся в маминой ванной на случай, если зять останется ночевать, хранил запах не парии или небожителя, а недавнего душевного покоя, стабильности и респектабельности: бергамота, пряностей и сосны. А также обивки новой машины, дорогой кожгалантереи известных брендов, легкого аромата приправ и молотого кофе.

Придется все эти слагаемые благополучной жизни забыть. Или самой придумать и сделать что-то такое, за что платят приличные деньги. Что бы это могло быть?

Лера запахнула шалевый воротник, укутала беззащитное, до краев наполненное слезами горло — она и раньше-то была не способна что-то придумать, мыслила предметно-конкретно, а сейчас… сейчас ее вовсе нет…

Еще несколько дней назад Валерия Ковалева была, а потом судьба щелкнула перстами — и Валерии Ковалевой нет. Есть ноль в периоде…

Что лучше: минус или ноль в периоде?

По журналистской привычке Валерия углубилась в семантику и этимологию слов: nullus — никакой — граница между плюсом и минусом, и minus — знак хоть и отрицательной, но все же величины.

Вывод был печальный: лучше минус, чем ноль. С философской, математической и бытовой точки зрения минус хоть что-то собой представляет, а ноль — он и есть ноль. Ничто. Эхо.

У коровьей лепешки на проселочной дороге больше апломба, чем у ноля — сиречь Валерии Ковалевой.

Достоинство — материя нежная, тонкая, и, если его уничтожить, на восстановление уйдут десятки лет, и то если условия благоприятные создавать.

Шесть дней и семь ночей Валерия потратила на то, чтобы восстановить достоинство. Достоинство не восстанавливалось ни в прежнем объеме, ни даже в осколочном виде. Ресурс иссяк.

В природе такое случается.

Полезные ископаемые, например, иссякают — это каждый школьник знает. Кроме Казимира.

С упорством циничного пользователя Казимир брал дары, не заботясь о последствиях, не заморачивался по поводу искусственных посадок, селекции материала, очистки сточных вод и выбросов в атмосферу.

Лера проглотила слезы и еще глубже закуталась в широкий халат: клуша. Как ее можно не унижать, если она клуша? А ведь Казимир ее по-другому давно не зовет.

Если уже быть совсем-совсем честной, Казимир называл ее «клуша», «курица» и, в исключительных случаях, «мировая девчонка». Но мировой девчонкой Лера была давно и недолго, а клушей — все остальное время.

Сначала в шутку или со злости, а потом незаметно приклеилось: клуша и клуша. А Лера играла в поддавки, старалась не обижаться. И даже преуспела. Сначала клушу стерпела, потом «левак». И пошло-поехало.

Наверное, кризис среднего возраста и душевный колтун — эти понятия тоже имеют родственные корни.

Но почему? Почему, почему, почему?!

И Лера впервые задумалась: какие сигналы, какой мессадж посылает ее лицо мужчине?

Шесть дней и семь ночей обманутая жена слонялась по притихшему родовому гнезду, откуда четырнадцать лет назад, как бабочка из кокона, радостно выпорхнула замуж. Останавливалась у окна, за которым буйствовал май, подходила к зеркалу и вглядывалась в отражение, ища хоть намек, хоть какую-нибудь подсказку.

Что можно прочитать в этом сочетании светлых редких бровей, больших, немного печальных серо-голубых глаз, безвольного подбородка и такого же безвольного рта? Может, черты ее лица слагаются в какую-то роковую надпись? Стоит Казику ее увидеть, и он читает как по писаному: «Милый, не отказывай себе в удовольствиях на стороне».

Может, доморощенные психологи не ошиблись с диагнозом, может, она заслужила такое отношение? Выходит, она на самом деле позволила так к себе относиться? Значит, она убила свое достоинство сама? Лера ничего уже не понимала.

Сидя в маршрутке, Ковалева разглядывала очищенные от остатков лака ногти, мысленно репетировала свое появление на работе и завидовала несгибаемой воле леди Ди и Хиллари Клинтон. За этими дамами все население планеты наблюдало, а они ничего, сделали морду тяпкой и все выдержали. Ей, никому не известному завотделом высосанной из пальца экономики зачуханных «Губернских ведомостей», выпало счастье приблизиться силой духа к этим облеченным властью влиятельным особам, а она раскисла. Ценить надо расположение звезд.

Подбодрив себя таким сомнительным способом, скрюченная Лера выбралась из битком набитого маршрутного такси и направилась в редакцию, еще некоторое время пребывая в скрюченном состоянии.