Besame mucho, клуша!

Внутренне распрямиться до конца так и не удалось, и чем ближе она подходила к теряющемуся в зарослях сирени зданию типографии, на третьем этаже которого размещалась редакция «Ведомостей», тем больше слабели ноги и потели подмышки. «Ну вот, теперь от меня не только обманутой женой за версту несет, но еще и козлом», — обреченно подумала Валерия.

Переступив порог редакции, Ковалева тотчас забилась в туалет и достала антиперспирант.

«Ап! И тигры выходят из клетки…» — освежив подмышки, выгнала себя в коридор Лера. Никакой она не укротитель, а несчастное дрессированное животное на тумбе, над ухом которого свистит кнут, а хозяйский голос отдает команды.

Неуверенно потоптавшись перед дверью приемной, Валерия предприняла отчаянную попытку сыграть королеву в трауре и, гордо вскинув голову, открыла дверь в филиал чистилища.

Завидев Ковалеву, Шурочка пришла в крайнее возбуждение и выпрыгнула из своего закутка между кабинетами, преграждая путь жертве:

— Здравствуйте, Валерия Константиновна! Как я рада! Мы все так рады, что вы выздоровели. Как вы себя чувствуете? — Наглые карие глаза с жадным любопытством шарили по лицу Леры, боясь пропустить следы отчаяния, слез и бессонницы: интерес к себе Шурочка поддерживала самым тривиальным способом — сплетнями.

Роль королевы в трауре осталась несыгранной.

Трусливо пряча глаза, Валерия протиснулась мимо секретарши:

— Все в пределах допустимого, Шурочка. — Голос подвел — дал трещину.

— Да-а? — заинтригованная дрогнувшим голосом Ковалевой, протянула Шурочка. — Ну и правильно. Ну и молодец. И не дождутся, правда?

— Шурочка, меня Галина Измаиловна ждет, — предостерегающе подняла ладонь Лера, уговаривая себя не сорваться в истерику и не заорать. И так уже доставила удовольствие мелкой хищнице-падальщице. Сейчас понесет по кабинетам рассказ в лицах о том, как Ковалева убивается по мужу, — Шурочка была поклонницей Пескова, и пародии ей удавались.

— Да-да, конечно. — Величко повернулась рельефным боком и юркнула назад, за стол, с которого исчезало в неизвестном направлении все, кроме глянцевых журналов и лака для ногтей.

Бочарникову Лера обнаружила в углу кабинета — та сидела на диване и шуршала свежим номером «Ведомостей».

— Привет!

— Привет, — пробасила зам и, не отрываясь от газетного разворота, похлопала ладонью по коже сиденья рядом с собой так, будто Лера была комнатной собачкой. — Ну ты как? Решила разводиться?

Подчиняясь унизительному жесту, Ковалева присела:

— Что еще остается?

— Жизнь себе испортишь и козлу своему дорогу к греху расчистишь, у него башню окончательно сорвет, а все эти карамельки только обрадуются. Так что, подруга, подумай сто раз. — Галина с шумом свернула газету.

— И как ты такая умная одна живешь?

— Девочка моя, — бодро произнесла Бочарникова, — кому нужны умные? Ладно, давай к делу. Крутов обратился за помощью.

— Какой такой Крутов? — Лера еще осмысливала фразу о взаимосвязи одиночества и интеллекта, и фамилия Крутов проскочила мимо сознания.

— Депутат Крутов Василий Васильевич. Ну? Можешь думать о ком-нибудь кроме своего Дворника? — Громоздкая, грохочущая, как железнодорожный состав, фамилия Дворянинович с легкой руки язвительной Галки трансформировалась в Дворника.

Трактовка происхождения фамилии устраивала всех, и Леру в том числе — компенсировала «клушу».

Ковалева старательно соображала: Крутов, Крутов…

— Ах, Крутов! Сладкоголосая птица-говорун?

— Это между прочим. Открою тебе страшную тайну: Крутов — один из наших учредителей, — перешла на шепот Галина.

— Как? Это же запрещено законодательством!

— Акции оформлены на жену Крутова, так что у закона нет никаких претензий к депутату.

— Вот прохиндей! — восхитилась Лера.

Отчасти пройдошливость Крутова объяснялась тем, что у него была счастливая внешность человека, который нравится всем.

Мужчина был харизматичный, умный, в меру циничный и — ну надо же какая редкость для народного избранника! — любого мог заговорить до смерти.

Птица-говорун высокого полета.

Бывший журналист, представитель губернатора по связям с общественностью, Крутов вступил в правящую партию, в которую несколько лет плевался огненной слюной.

Обо всем всегда имел суждение, не боялся вслух комментировать закулисные и подковерные игры в администрации и Законодательном собрании — зарабатывал дешевую славу. Однопартийцы прочили Крутову большую политическую карьеру, а враги — места не столь отдаленные.

Мнение о Крутове Лера составила из его газетных, радио— и телеинтервью — самой сталкиваться как-то не доводилось, хотя вращались они в соседних сферах.

По мнению Ковалевой, у депутата был кроме словоохотливости куда более серьезный недостаток: внешность депутата ничего общего не имела с неброским оперением Казимира — другого примера под рукой у Леры не было.

Василий Крутов был непозволительно красив, а красивых мужчин Лера подсознательно остерегалась.

Это была не наглая, демоническая красота и не томная, с поползновением в женскую. Василий Васильевич был по-мужски неотразим. Ему бы вести автошоу Top Gear или сниматься в рекламе суперкаров ручной сборки, а не подвизаться в краевой думе.