Бесчувственные. Игры разума (СИ)

Я согласно кивнула головой, тут же подойдя к дивану напротив зеркала. Нет, я не желала смотреть на себя. Однако оружие так и осталось лежать всю ночь на белой ворсовой обивке, теперь приветственно играя бликами в свете солнечных лучей. Не глядя в зеркало, я аккуратно вернула дубинку, ПБ, «малышку» и увесистую «Анаконду» обратно на законное место. Теперь каждый из них чувствовался лишним килограммом, однако на деле все оружие добавляло мне привычное чувство упоительной безопасности. В темной комнате на холодном столе я была так беззащитна… мы оба были безоружны. И мне нравилось эта ставящая нас на одну степень особенность. Сейчас же я буду готова запросто пустить детективу пулю в лоб, не уверена даже, что позже пожалею об этом, сидя за решеткой.

Кому я вру… не могу я пустить ему пулю в лоб, даже если он сам наставит на меня дуло офицерского пистолета. Я лишь попрошу у него побыстрее нажать на курок, обрывая все душевные страдания.

— Вы не станете смотреть в зеркало?

Ричард смотрел на меня со вскинутыми бровями, как бы удивляясь столь неправильному для меня поведению. Ранее я была готова час стоять перед отражающей поверхностью, придирчиво осматривая любую деталь собранного в дорогу бойца. Увы, мне было наплевать на все еще мокрые пряди волос в хвосте и на возможность простудиться, плевать на подозревающий взгляд серых глаз Ричарда. Единственное, на что мне было не наплевать сейчас — на свой взор. Его встретить я боялась.

— Отнеси мой багаж в машину, Ричард, — без тени агрессии я отдала указ андроиду. Тот, едва кивнув головой, взял сумку и оставил меня в одиночестве.

До выхода Камски из номера оставалось меньше трех минут. Часы на уже ставшим одиночном браслете сурово отчитывали секунды, однако никто не собирался впопыхах покинуть отель. Да, мне был противен этот номер. Кровать в другой комнате была точно напоминанием о преступном деле, стены, что недавно пропитывались потоками страсти и желания, вызывали волны истерики внутри. Я стояла боком к зеркалу, поправляла рукава комбинезона и боролась с внутренним страхом от предстоящего дела.

Взгляд усталых зеленых глаз медленно поплыл от тяжелых ботинок к коленкам, от коленок — к поясу с оружием. Я чувствовала, как начинаю наливаться тяжестью в грудной клетке, и все же заставляла взгляд ползти вверх по синей ткани плотной экипировки. Но дальше груди дело не пошло. Дальше был страх и чувство отвращения.

Последние минуты тянулись тяжко, точно густой лизун в руках маленького ребенка. Я видела, как учащается в дыхании грудная клетка, покрывалась мурашками от образовывающихся царапин на плечах. Стойкое чувство омерзения шептало в голове, и шепот его смешивался в шорох голоса второй личности, несмелого писка чужих установок. Мне было так противно смотреть на себя, так отвратительно наблюдать за вздымающейся грудью, что ночью касался чужой. Отныне я чувствовала себя половичком, о который вытерли ноги. Все чувства вторили о ненависти к андроиду-полицейскому, но самое худшее — я все еще считала себя принадлежащей ему до конца своих дней. Гадкое и обрекающее на вечные муки осознание: ты считаешь себя созданной для того, кому это было не нужно.

Истерика была готова ввергнуть меня в пучину страха в любой момент. Я держала пальцы правой руки на серебряном револьвере, готовая от злости выпустить весь барабан прямо в зеркало. Однако уже в следующую секунду медленно закрыла глаза, сделала глубокий вздох и посмотрела прямо перед собой на спящий телевизор.

Нет, сегодня я не стану ввергаться в страх. Вчера ночью я определилась со своей ролью относительно этого мира. Я — охранник. А охранникам не пристало паниковать.

Поездка в машине была молчаливой. Босс сидел напротив, как всегда расслабленно уложив одну руку на спинку черного сиденья. Его глаза были туманными, но в этот раз причиной стало не привычное «наркоманско-мечтательное» состояние Камски. Он устал.

Я сидела на своем месте, держа одну руку на револьвере. Пустой бездумный взгляд в упор сверлил серую футболку мистера Камски, поверх которой был накинут темно-серый пиджак. Утренние лучи полностью осветили улицы города, люди спешили по офисам и иным рабочим местам. Ничто из этого меня не волновало. Я словно пребывала в состоянии сна, при этом механично напрягая каждый натренированный рефлекс в желании среагировать на любой возможный источник опасности. Тишину в салоне прерывала бодренькая мелодия из колонок, но желания узнавать исполнителя сего прекрасного произведения у водителя не наблюдалось.

Что видел во мне сейчас Элайджа? Усталость? Замкнутость? Полное безвкусие к жизни? Чем бы оно ни было, это напрягало его. Именно поэтому спустя десять минут поездки в молчании босс без какого-либо стеснения первым попытался начать разговор:

— Ты не откроешь окно?

Без усилий выйдя из состояния апатии, я безучастно посмотрела в черные зрачки мистера Камски. Босс от такого механичного движения сощурился в некоем подозрении.