Мужская рука протягивается к ней (мне) нерешительно, в воздухе витает только один вопрос. И как же много душевных метаний внутри слабого женского сердца, что отчаянно пытается сохранить корку льда вокруг! Она (я) так сильно хочет вложить в его пальцы свою ладонь, изучить механическую грудь на наличие тепла, позволить вести себя в танце (подчиниться!), лишь бы скрыться от смотрящей сверху вниз вселенной в воротах серого пиджака с отличительными знаками «Киберлайф». Она (я) чувствует себя предателем, осознает, что одно неверное решение может привести к развалу строящейся долгими годами спокойной жизни в коконе из бесчувственности. С ее (моих) губ срывается холодное «Нет», и сердце, почувствовав прилив горячей крови, судорожно сжимается в тиски.
Разве это не прекрасно? Я совсем одна.
Мое сердце хрупкое, как стекло… моя голова тяжела, как камень…
Ты разрываешь меня на части, до самой плоти…
– Здравствуй… – беззвучно шептала я вместе с девушкой, окончательно потеряв самоконтроль, – добро пожаловать домой…
Мир переменился так резко, что я даже не успела сообразить происходящего. Песня едва закончила свои мотивы, как горячий приток крови в голове вернул спазмы сразу в нескольких участках мозга! Теперь пульсировало не только в лобной части. Теперь пульсации отдавались в затылке, в висках, в глубине нервных тканей, даже в позвоночном столбе. Я не могла пошевелиться, судорожно сжимаясь в три погибели на холодном полу. Бармен уже не таким наглым голосом пытался дозваться со стороны барной стойки, но его обеспокоенных слов было не разобрать среди шума вновь мчавшегося поезда посреди прожженной адским солнцем земли.
Я больше не могла стоять на ногах. Медленно оседала на пол, беззвучно открывала рот и старалась смягчить падение выставленными вперед руками. Я должна была спрятаться, причем срочно! Забиться где-нибудь в угол, переждать бурю и шторм в голове, позволить шуму крови в ушах прерваться щелчком машиниста старого состава. Глаза покрылись красной дымкой, ничто вокруг не вызывало во мне адекватных реакций, но организм, натренированный долгими годами, вдруг взял все в свои «руки». Я даже и не поняла, как оказалась запертой в туалете. Только судорожно сжималась в комок, на закрытой крышке унитаза, давила на уши и молила всех известных богов прекратить эту муку.
Больно… так больно… пульсации растекаются по жилам, переносятся вместе с кровью и наполняют каждую клетку, что изнывающе кричат от ужаса. Я словно стала центром галактики, внутри которой взрываются сотни звезд, вспыхивают, как свечки, не дают дышать! Обогащаюсь болью, легкие отказываются принимать кислород и выпускать углекислый газ. Все в мозгах буйствует от противоречий: желание оказаться в центре прошлого и желание избежать смертных мук в объятиях раздирающих пульсаций. Шум крови нарастал, перекрывая нервные дерганья стальной ручки двери.
– Хватит… – я качалась из стороны в сторону, пытаясь крупными глотками поглощать воздух. Тот быстро выкашливался наружу, не желая отдавать необходимый затухающему сознанию кислород.
Мои руки дрожали. Дрожало и сердце. Под сжатыми веками мерцали яркие вспышки света и тьмы, я была этой тьмой, я была этим светом. Некто прекрасный продолжал протягивать руку, при этом пропитываясь синими пятнами крови. Мне так было страшно… так хотелось раствориться в воздухе, лишь бы больше не ощущать, как сотни иголок пронзают тело. Шум беснующейся крови нарастал, и скорый поезд ознаменует очередной прилив крови во рту.
– Хватит!
Крик оборвал сразу несколько звуков: мчавшийся ржавый состав, прозвеневший в глубине сознания щелчок и скрежет дергающейся дверной ручки. Мышцы разом ослабли, точно испытав на себе разряд электрического тока. Я снова пропускала через себя молнии, как дерево посреди пожухлого поля, и, что еще страшнее, снова окрашивала кафельный пол темными пятнами. Железа во рту не чувствовалось.
– Я вообще-то помочь пытаюсь, – укоризненно, даже обиженно отозвался бармен за закрытой черной дверью.
Еще с несколько секунд просидев на унитазе без движений, я дрожащими руками вырвала несколько клочков белой туалетной бумаги и принялась останавливать кровь. Дверная ручка неуверенно опустилась вниз, но сама дверь так и не поддалась. Это меня спасало. Надоело представать перед чужими существами слабой и беззащитной, при этом имея в запасе пистолет. Он все равно мне не поможет, ведь за состоянием разбитости от головной боли всегда следовало усталое желание отдать свою судьбу в распоряжении любому. Но ведь то было в прошлом. Теперь в голове стоял голос Дориана, уверяющего в важности пережидания боли и крови на пути к истинной «я».
– Все нормально, – охрипшим голосом выпалила я, стараясь звучать как можно убедительно. Мышцы на удивление от повторяющейся последней фразы Джона, словно мантры, вернули свои силы достаточно быстро. Я все еще дрожала всем телом, но понимала – больше я не бессильна. Больше этой треклятой боли в голове меня не сломить. – Просто… давление скачет.