Беседа с богом странствий

Устремив взгляд в небо и неистово вращая глазами, лягушка снова широко раскрыла свой огромный рот и возвестила:

– Да святится имя твоё, Господи…

Не успела она кончить, как к ней метнулась голова змеи, и красноречивая лягушка в мгновение ока оказалась в змеиной пасти.

– Ква-ква, это ужасно.

– Ква-ква, это ужасно.

– Ужасно, ква-ква, ква-ква.

Пока потрясённые обитатели пруда кричали, змея спокойно проглотила лягушку и спряталась в зарослях тростника. Тут начался такой переполох, которого ещё свет не видывал, – во всяком случае с тех пор, как существует этот пруд. Я сам слышал, как юный лягушонок с плачем вопрошал:

– И вода, и трава, и деревья, и букашки, и земля, и небо, и солнце существуют для нас, лягушек. А как же тогда змеи? Змеи тоже существуют для нас?

– Совершенно верно. Змеи тоже существуют для нас, лягушек. Если бы змеи не ели нас, лягушек, нас бы расплодилось великое множество. А если бы мы так расплодились, то тесно стало бы в пруду – в нашем мире. Вот почему и приползают змеи, чтобы есть нас, лягушек. Нужно исходить из того, что съеденная лягушка – жертва, принесённая для счастья большинства. Ты совершенно прав. Змеи тоже существуют для нас, лягушек. Всё в мире, всё без исключения, существует для нас, лягушек. Да святится имя твоё, Господи.

Это был услышанный мной ответ пожилой лягушки.

Болтовня

Император Ши не придумал ничего лучше, как сжечь все книги, поэтому, узнав из газет, что один букинист с Канды лишился работы, я подумал, что он предпринял самое ужасное, и решил пойти на Маруноути, где должно было состояться сожжение книг, но на перекрёстке Гиндзаохаритё увидел огромную толпу, собравшуюся у полицейской будки. Я вытянул шею, стараясь из-за спин людей увидеть, что происходит. Там перед полицейским стояла старая китаянка и плакала навзрыд. Хотя я и говорю «китаянка», она не была китаянкой сегодняшней. Она была в нарядной старинной одежде, точно вырезанная из картины Хирафуку Хякусуя «Портрет Юй Цяня». Полицейский давал старушке официальные разъяснения, но та и слушать его не хотела. Плач её был ужасен, и я терялся в догадках, что могло случиться, но тут услышал разговор стоявших рядом со мной двух посыльных.

– Это, наверное, мать Киндона из Марудзэна.

– Почему же мать Киндона так плачет?

– Почему? Потому что император Ши сегодня бросил в пруд парка Хибия всех японских учёных и заживо похоронил их там. Вместе с ними он похоронил и Киндона, потому-то эта старушка и плачет.

– Но ведь Киндон никакой не учёный.

– Не учёный, но человек был нахватанный и всегда похвалялся своими знаниями, и в Марудзэне его прозвали учёным. Поэтому в полиции подумали, что он профессор университета или кто-то ещё в этом роде, и заживо похоронили его.

Стоявший рядом студент в хакама из Кокура возмутился:

– Вы ведёте себя возмутительно. Ради красного словца так попирать правду! Вы же подрываете репутацию человека.

Я тоже подумал, что это безобразие, и присоединился к возмущению студента:

– Действительно, это возмутительно.

Получив поддержку, студент решил, что добился полного понимания. Повернувшись ко мне, он выплеснул на меня целый ушат своего красноречия.

– Я был удивлён их разговорами. Даже люди, связанные с литературными кругами, которые лучше других должны понимать эту проблему, судят о человеке, пытаясь прибегать к «измам». Когда было придумано название «Группа неомастерства», стали пытаться насильно натягивать его на каждого, отсюда и получается: хочешь перед кем-то заискивать – заискиваешь, хочешь кого-то усмирять – усмиряешь. Мы, молодёжь, обязаны покончить с этой дурной тенденцией. Недавно в Боланше я попытался метнуть молот в коляску императора Ши. Но, к сожалению, промахнулся, и не потому, что мужество изменило мне. – И тут же, взывая к толпе, провозгласил: – Друзья, разрушим эту полицейскую будку во имя защиты конституционного правления!

Вслед за этим откуда-то просвистел камень и со звоном разбил стекло в полицейской будке. Я услышал этот звон, сидя по-прежнему в кафе «Паулиста». Видимо, это был звук выскользнувшей из рук и упавшей на тарелку ложечки. Я грезил, сидя с открытыми глазами против импозантного господина в визитке. Видя, что я вышел из задумчивости, господин сказал:

– Не напишете ли чего-нибудь в новогоднем номере газеты?

– Ничего не получится: в последнее время совсем не хочется писать.

– Не говорите так, очень прошу вас, всё-таки напишите что-нибудь. Всё равно что. Например, статью «О группе неомастерства».

Я был удивлён. Неужели этому господину каким-то образом стал известен мой сон?

– Если не эту статью, то другую, например «Старое мастерство и новое мастерство».

– Ничего не получится. Начать с того, что я никогда серьёзно не думал о новом мастерстве, – решительно заявил я.

– Но что-нибудь вы сможете написать?

– Если и напишу, то только о вашей просьбе написать.

– Согласен: напишите, пожалуйста, об этом.