Беседы

Мне и в других местах приходилось вести длительные переговоры с бандитами: что поделаешь, надо — значит, надо. Сейчас меня приглашают в Академию ФСБ на курсы повышения квалификации руководящего состава проводить занятия по тактике ведения переговоров с террористами, захватившими заложников.

В.В. Геращенко — Заливное из аквариумных рыбок

«Экономические стратегии», № 05-06-2008, стр. 08–13

Виктор Владимирович Геращенко, возглавлявший Центральный банк России в 1992–1994 и в 1998–2002 гг. и являвшийся последним председателем совета директоров НК «ЮКОС», в беседе с главным редактором «ЭС» Александром Агеевым проливает свет на многие нюансы взаимодействия властных и финансовых структур в России и в мире — ведь кто, как не Геращенко, имел возможность изучить эти нюансы «изнутри», причем с обеих позиций.

— Виктор Владимирович, позвольте начать наш разговор с декабря 1991 г. В одном из интервью Вы упомянули, что пришли российские деятели и освободили от работы всю Вашу команду. Можете ли Вы вспомнить, когда почувствовали, что советская система развалится?

— Ельцина перевели в Москву и назначили заведующим отделом строительства по рекомендации Лигачева. До этого он, как известно, был первым секретарем обкома в Свердловске — громадном индустриальном центре, где велось масштабное промышленное и жилищное строительство. Поскольку Гришин голосовал против Горбачева — он выступал за Романова, было решено убрать Гришина и предложить его место Ельцину. Руководители СССР, исходя из своего провинциального менталитета (Гришин был единственным москвичом в Политбюро), решили, что если он справился в Свердловске, то справится и в Москве. Но Москва — не Свердловск, это очень сложный конгломерат. Тут у нас насчитывалось, если не ошибаюсь, 25 районов, и каждая районная партийная организация была не меньше иной областной. Он поменял, по-моему, два состава секретарей, и ничего у него не получалось. Ходил в Елисеевский, спрашивал: где телятина, которую направили в магазин? Ну, мясо, конечно, расходилось по знакомым. Ездил на троллейбусе раз в месяц. Все это — дешевая показуха, на мой взгляд. Но самое главное, у него начались проблемы с Горбачевым и другими высокопоставленными деятелями, которые ехали по наезженному, хотя много говорили о перестройке. Противоречия между Ельциным и Горбачевым переросли в персональную вендетту, и вылилось это в конце концов в известное выступление Ельцина на пленуме в октябре 1987 г.

Ельцин и Горбачев — совершенно разные люди: один попал во власть через реальную экономику, а другой, по существу, — через комсомол. На пленуме Ельцин выступил резко, а когда началась критика в его адрес, вышел в приемную и попытался вскрыть себе вены ножом для бумаг. Охрана вызвала Горбачева, он сказал: уберите его отсюда. Ельцина освободили от занимаемых должностей и назначили госминистром по строительству. Я все это наблюдал, и у меня сложилось ощущение, что мы движемся не туда, куда следует. Когда Горбачева только выбрали генсеком в 1985 г., мой родитель спросил меня, как я к нему отношусь, и я ответил, что он долго не просидит — он демагог. Мне не понравилось, как Горбачев вел себя во время визита в Великобританию, изо всех сил стараясь показать, какой он свободный, демократичный. И, конечно, меня, как и многих, поразило его отношение к Чернобылю — то, что не отменили первомайскую демонстрацию в Киеве. Шли бесплодные разговоры о реформировании и даже разделе партии, о том, что нам нужен другой Союз.

Когда писали новый союзный договор, я работал в Центральном банке. Мы обсуждали три статьи, касающиеся системы Центрального банка, и могу сказать, что там было много несуразного. Уже до этого прибалтийским республикам предоставили очень широкие экономические полномочия, разрешить ввести свою валюту. На заседании Верховного Совета многие выступали против этого, но Горбачев сказал: пусть попробуют. Ну и большинством проголосовали «за», дали им экономическую свободу, а они стали отделяться.