Сутью прежней жизни праведника были Закон и заповеди в том виде, как он их знал и исполнял. Но если не стало нравственного смысла жизни, если нет воздаяния и никакого «этического фундамента» бытия, если нет справедливости, если праведнику воздается как нечестивцу, то что остается ему для придания жизни смысла? На что опереться праведнику, если «разрушены основания» (Пс. 10, 3)? На мысли, выводы, рассуждения. Он остается человеком. И более чем на 35 веков ранее хрестоматийного «Я мыслю – значит, я существую» Иов говорит иначе, но намного сильнее: «Я рассуждаю, следовательно, я человек; я славлю Бога, следовательно, я человек; я и в неисцелимом страдании своем остаюсь возвышенно, поэтически мыслящим, философски рассуждающим существом; следовательно, сатана посрамлен, и имело смысл создавать человека, коль скоро он даже в таких условиях верен себе и воздает славу своему Творцу». Как сказали бы древние греки, это философия; как сказали бы древние израильтяне, это «хохма» – истинная мудрость.
Итак, Иов желает более всего и в первую очередь не избавления (да и возможно ли оно, с обыденной точки зрения, после потери всего потомства и крушения всех надежд?), он желает познания – даже в таких невероятно тяжких условиях.
О, если бы благоволил Бог сокрушить меня, простер руку Свою – и сразил меня!
Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо я не отвергся изречений Святого.
Из приведенных слов Иова следует, что он отнюдь не отрекся от Бога и Его заповедей в своих мучениях.
Постараемся вслушаться внимательнее в речения Иова, чтобы понять, что для него дороже и важнее: избавление от мучений – или истина, познание путей Божьих и подтверждение Его справедливости.
Говорил ли я: дайте мне или от достатка вашего заплатите за меня —
И избавьте меня от руки врага и от руки мучителей выкупите меня?
Нет, не говорил подобного Иов, не на собственное избавление от мук были направлены все его усилия.
Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою.
Иов заботится не о том, что станется с его душой (жизнью), что с ней происходит сейчас – он презирает подобные вопросы. Ему нужно одно: понять, осознать, вместить разумом то, что с ним случилось. «Невинен я» – вот что для него важно на фоне всех испытаний и терзаний. А из этого утверждения логически вытекает и вопрос о причине собственных страданий, который, в свою очередь, неотделим от поиска в мире справедливости для оправдания деяний Бога.
Как известно, Иов оказался праведнее своих друзей (Иов. 42, 7–8). Они приводят очень красивые аргументы, утверждая, что Иов виновен, что он должен отыскать свой грех, исповедать его – и тем самым они всё то неисследованное, никем еще не испытанное, уникальное, что на собственном опыте постигает Иов и благодаря чему он пролагает новый путь человечеству, сводят к заведомо известному – тому, что уже тысячу раз сказано и проповедано. Тем самым они обессмысливают его неповторимый путь, значение собственных открытий праведника, его теодицею и зоедицею – оправдание Бога и оправдание жизни. И сам Иов так об этом говорит своим друзьям:
Сколько знаете вы, знаю и я: не ниже я вас.
Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом.
А цель этого «состязания» – воссоздать, восстановить и укрепить тот самый «столп», который в сознании Иова рухнул и распался, столп справедливости; а это может сделать только Бог, открыв Иову скрытый смысл происходящего.
И вот Иов обращается к друзьям со встречными обвинениями в неискренности:
А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи.
О, если бы вы только молчали! это было бы
Так охарактеризовал Иов речи своих друзей, потому что все они не касаются самой сути проблемы, над которой он бьется.
Посмешищем стал я для друга своего, я, который взывал к Богу, и которому Он отвечал, посмешищем –