Это действительно выглядело странным, ведь тогда я еще не была достаточно знакома с Еленой и не могла обсуждать с ней мои рукописи. Она ничего не знала о моих книгах, о том, что в них и какие трудности я испытывала, пытаясь их опубликовать. Она также ничего не знала о неудавшихся разработках, которые недавно вогнали меня в такую депрессию, что устранили всякое желание публиковать полученный материал. Мне необходим был толчок, который вывел бы меня из этого состояния, и в тот момент я чувствовала себя очень одинокой. Я пребывала в ожидании любого, пусть даже самого слабого прилива воодушевления, которое направило бы мою работу в благоприятное русло. Были ли слова Елены своеобразным предзнаменованием? Возможно, в конце концов, она всего лишь передавала сообщение, смысл которого ей самой был не совсем понятен. По-видимому, это смущало Елену, хотя она и чувствовала, что передать это сообщение крайне необходимо. Она заявила, что если бы оно предназначалось не мне, а кому-то еще, то вряд ли она стала бы его передавать из-за боязни быть высмеянной, и когда я сказала ей, что смысл сообщения мне, в принципе, понятен, она вздохнула с облегчением. «Я понимаю, что книги эти важны, и я, безусловно, хочу их опубликовать, — сказала я, — однако проблема не во мне, а в подходящем издателе, которого трудно найти, и мне кажется, что в этом отношении я зашла в тупик». Скажу честно, за всю практику моей работы я впервые столкнулась со случаем такого рода. Возможно, во время первого гипнотического сеанса подсознание Елены вскрыло нечто большее, чем я предполагала. Сама Елена призналась, что недавно, с целью развития своих психических возможностей, она начала практиковать медитацию, чего раньше никогда не делала. Возможно, она уже изначально была одарена уникальными способностями, и только теперь они начали проявляться. Так или иначе, важно другое: Елену, как ни странно, произошедшее совершенно не испугало, и меня это очень радовало. В противном случае, она, вероятно, сразу же отказалась бы от каких-либо «регрессивных экскурсий» в эту область, и наше приключение никогда бы не осуществилось.
Однако только по прошествии нескольких недель Елене, наконец, удалось выкроить время и вновь приступить к сеансам. На этот раз мы решили провести сессию у нее дома в присутствии ее дочери-подростка. Вначале я применила ключевое слово, после которого Елена без особых усилий пошла в глубокий транс. Затем я попросила ее направиться в ту часть ее прошлой жизни, которая казалась ей наиболее существенной.
Эта общепринятая в гипнозе методика, позволяющая успешно зондировать прошлую жизнь пациента и особенно те ее периоды, которые демонстрируют сложные кармические взаимоотношения субъекта с окружающими его людьми. Она также позволяет локализовать источники всякого рода фобий и проблем, особенно в том случае, когда участвующий в сеансе человек не проявляет особого желания идентифицировать их. Поэтому, вместо того чтобы ждать и надеяться, что волей случая нужная информация всплывет сама по себе, я предлагаю субъекту перенестись в прошлое и открыть файл его жизни в том месте, где конкретные события и факты могли бы иметь определенную связь с его настоящей жизнью. Очень часто такой способ дает удивительные результаты. И сейчас, когда я закончила считать, Елена «перевоплотилась» в человека, смотрящего на выложенную булыжником стену, окаймляющую большой город. Спустя некоторое время она уже шла по улице, и по выражению ее лица я чувствовала, что Елена чем-то обеспокоена. Я спросила ее об этом, и она ответила: «Я должна встретиться со своим Учителем». Я попыталась расспросить Елену о ее состоянии подробнее, однако это, по-видимому, еще больше растревожило ее, и теперь в ней чувствовалось колебание — говорить об этом или нет. Было заметно, как в Елене разворачивается бесшумная борьба, как если бы она была посвящена в какую-то тайну, о которой запрещено говорить, и в то же время она испытывала горячее желание сказать правду. В моем диалоге с Еленой были длительные паузы. Ответы ее были краткими и нерешительными. В ее ответах чувствовалась неуверенность, как будто она сомневалась, следовало ли ей вообще обо всем этом кому-то рассказывать или нет. Мои попытки убедить ее в обратном казались напрасными.