После этого Нострадамус проинструктировал меня, как читать четверостишья, обращая особое внимание на паузы, которые необходимо было строго соблюдать при переходе от одной строчки к другой. Надо признать, что сначала было трудно, однако со временем я так наловчилась, что порой казалось, будто разделяющая нас бездна времени и пространства исчезла, и взамен появлялось ощущение, что я словно разговариваю с ним по телефону. Надо заметить, что по мере улучшения нашего контакта одновременно улучшалась скорость и качество трансляции. Например, если в начале мне удавалось декодировать лишь четыре предсказания за сеанс, то позже я уже была в состоянии осилить шесть, восемь, а порой и десять четверостиший за раз. К первой нашей встрече я заготовила несколько предсказаний, которые, на мой взгляд, выглядели особенно любопытными и интригующими, потому что все они считались, в общем-то, тупиковыми. Пояснений к ним не было, так как современные исследователи считали их бессмысленными. Все предсказания я разделила на несколько групп. В первую группу вошли предсказания, относящиеся к нашему будущему. Заметив, что после завершения работы над первой сотней отобранных четверостиший, обработка их стала более систематизированной и быстрой, я решила вернуться назад и начать с планомерного перевода каждого четверостишья в том порядке, в каком они были записаны Нострадамусом. Таким образом, пользуясь выработанной системой, нам со временем удавалось переводить даже до тридцати предсказаний в час!
Следует отметить, что во время сеансов я ни на секунду не сомневалась и том, что нахожусь в реальном контакте с Нострадамусом и что это происходит в реальной временной нише шестнадцатого века. Моя уверенность базировалось на наблюдении за поведением Нострадамуса, которое было явно обусловлено обстоятельствами окружавшего его материального мира. Например, он мог переговариваться со мной не более одного часа, после чего ему необходимо было возвращаться в свою телесную оболочку. Обычно к концу сеанса он жаловался на усталость и просил разрешения удалиться. Было и так, что он вдруг исчезал, даже не попрощавшись. В последнем случае, по-видимому, в его реальном времени что-то неожиданно происходило, и ему приходилось срочно возвращаться. Также очень часто во время последующих сеансов, особенно если он задерживался дольше, чем положено, он жаловался на сильные головные боли и головокружение. Все это указывало на то, что Нострадамус действительно был жив и переговаривался со мной из глубины веков!
В отличие от Елены, облаченной в духовную оболочку Дионисуса и ограниченной стереотипами шестнадцатого века, Брэнда представляла собой более современного проводника-транслятора, способного правильно оценивать и переводить на современный язык присутствующие в нашем разговоре с Нострадамусом элементы иллюзионизма и символизма, что было очень важно, потому что только в этом случае можно было бы понять всю глубину духовной силы, заложенной в этом удивительном человеке.
Я начну раздел с наших ранних попыток, в результате которых удалось получить первые обнадеживающие результаты, которые впоследствии оказались базой для выработки правильной стратегии исследований. Книга предсказаний Нострадамуса начинается с вступительных четверостиший, которые легче всего понять, и поэтому я начну с них.
Центурил I, Катрен 1
Поздней ночью сижу я в полном одиночестве;
за предметом таинственных исследований.
Он покоится на бронзовом треножнике.
Слабый луч света, вырываясь из пустоты, делает возможным то, что не пропадет даром.
Б.: Нострадамус говорит, что это элементарное описание его занятий в лаборатории. Он решил начать именно с этого, пытаясь открыть людям источник своих знаний.
Центурия I, Катрен 2
В руках прут, конец которого расположен
в центре, между ножками треножника.
Водные брызги орошают подол моей одежды и ноги.
Это есть Божественное Величие, и рядом сам Бог.
Б.: Он говорит, что это, просто продолжение. Первый катрен описывает инструменты, которыми он пользовался, а второй раскрывает процесс медитации.
Д.: Переводчики четверостиший утверждают, что Нострадамусом всегда овладевал жуткий страх в момент, когда вызванные им силы приводились в действие.