Беседы с патриархом Афинагором

Почти у двух тысяч участников, составлявших большинство на Соборе, третья сессия Собора (14 сентября — 21 ноября 1964 года) оставила ощущение горечи В чем–то она несколько разочаровала и встревожил православных (Константинополь наконец послал своих наблюдателей, и патриарх назначил отца архимандрита Андрея Скриму своим личным представителем на Соборе). Конечно, важен позитивный итог. Соборная Конституция «О Церкви» делает упор на евхаристической экклезиологии, четко устанавливает сакраментальный и коллегиальный характер епископата, напоминает о всеобщем священстве мирян и о sensus ecclesiae, который Дух дарует всему народу Божию для сохранения истины. Собор рекомендует широкую реорганизацию церквей по патриаршему типу, а дискуссии по проекту постановления De episcoporum munere позволяют предвидеть организацию епископских конференций в рамках определенной страны или целого континента. И в силу этих положений в католичестве оживает великое предание нераздельной Церкви. Однако в других местах конституции О церкви, и даже в некоторых выступлениях папы, желавшего успокоить меньшинство, чувствуется, что экклезиологии соборности еще не удалось полностью переработать структуры, унаследованные от Контрреформации и кристаллизированные в догмате 1870 года. В этих текстах проступает то, что мел киты назвали «одержимостью папства». С прежней, если не с большей решительностью, вновь подтверждается непогрешимость папы, как бы подразумевавшаяся во всех выступлениях Римского Первосвященника, в том числе и тех, которые не провозглашались ex cathedra. В третьей главе Конституции О церкви юридическая проблематика возвращается в силе. Коллегия епископов сохраняет лишь сравнительную plemtudo potestatis (полнота власти), имеющую силу только с согласия папы, тогда как тот обладает всей plenitudo potestatis, которая достаточна сама по себе и не зависит от согласия коллегии епископов и всей Церкви. Нотификация, добавленная 16 ноября, скрупулезно уточняет этот односторонний характер взаимозависимости между папой и епископами. Провозглашение Павлом VI Марии «Матерью Церкви», отвергнутое богословской комиссией Собора, еще более усилило тягостное чувство. Что касается постановления о Восточных Церквах, то здесь можно найти все «скорбные знаки» прошлого. «Униатские» церкви призываются к «исполнению задачи, которая возлагается на них с новой апостольской силой». Правила, способствующие переходу в эти Церкви, носят на себе отпечаток политики прозелитизма. Что касается возможностей communicatio in sacris (общения в таинствах) между католиками и православными, то оно — в сложной обстановке Ближнего Востока послужит скорее замешательству или, как опасаются многие православные, незаконному расширению «униатских» общин. Добавим, что этот текст надменно игнорирует само понятие Православной Церкви, упоминая лишь о «Восточных Церквах».

* * *

В такой ситуации, когда тревога смешивалась с надеждой, с 1 по 15 ноября 1964 года на Родосе собралась Третья Всеправославная Конференция.

Идея созыва этой Конференции возникла у патриарха Афинагора в середине февраля; он хотел, чтобы все Православие включилось в диалог с Римом, как это предусматривалось Второй Родосской Конференцией, в сентябре 1963 года, и чему в значительной мере, как еще казалось, содействовала встреча в Иерусалиме.

В действительности, сама возможность и способы проведения этого диалога заняли исключительное внимание православных делегатов. Богословские собеседования с англиканами и старо–католиками, т. е.1 Церквами, подобно православным, уже вошедшими во Всемирный Совет Церквей, были решены без про* блем и страстей. Всем хотелось иметь чистую совесть! после стольких бесплодных дебатов о диалоге с Римом!