Бешан или Пастер? Утерянная глава истории биологии

Как мы уже упоминали, бóльшую часть года климат Монпелье был почти субтропический, и среди растений, населяющих его, можно было встретить много теплолюбивых представителей, включая экзотические кактусы с жесткой поверхностью и грозными колючками. Но зимой 1867/68 гг. установилась очень холодная погода, и кактусам пришлось близко познакомиться с неизвестными им доселе сильными морозами[138]. В один из таких холодных зимних дней на глаза Бешану, от внимания которого не могло ускользнуть ничто важное, попался эхинокактус, один из самых крупных и крепких кактусов, замерзший на полметра от своей внушительной высоты. Когда пришла оттепель, профессор сорвал этот кактус для изучения. Поверхность растения была такой толстой и твердой, что осталась абсолютно неповрежденной, несмотря на обморожение. Эпидермис был прочным, словно ничего не случилось, и его плотные ткани защищали внутренности от любого внешнего вторжения (за исключением межклеточного пространства, соединяющегося с воздухом через поры). Тем не менее, надрезав замерзший участок, профессор обнаружил внутри многочисленные бактерии. Среди них преобладали два вида, которым он дал название «bacterium termo» и «putridinis».

Бешану стало понятно, что Природа способна проводить замечательные опыты над своими творениями, и когда 25-го января опять грянули морозы, продолжавшиеся до конца месяца, он решил проверить свои предыдущие наблюдения. Удивительные растения Ботанического сада предоставили ему прекрасную возможность для этого, поскольку многие из них оказались обморожены.

Свои наблюдения он начал с кактуса опунции обыкновенной (Opuntia vulgaris). Кактус замерз лишь частично, и процарапав скальпелем его поверхность, профессор убедился, что она полностью сохранна. По его собственным словам, не образовалось ни малейшей трещинки, через которую мог бы проникнуть враг. И тем не менее, под кожей и в более глубоких слоях обмороженного участка притаились маленькие и очень активные бактерии, а вместе с ними не менее подвижные крупные бактерии длиной от 0,02 мм до 0,04 мм, хотя их было меньше. В обмороженных участках нормальные микрозимы полностью уступили место бактериям. С другой стороны, было примечательно, что в здоровых участках, не тронутых морозом, он обнаружил только клетки в идеальном состоянии и нормальные микрозимы.

Следующим он изучил растение, известное в ботанике как белокрыльник эфиопский (Calla ethiopica). Оно замерзло до самых корней и было настолько разрушено, что при малейшем касании могло рассыпаться в прах. Микроскопические исследования показали, что микрозимы там находились в процессе превращения в чрезвычайно маленькие подвижные бактерии. Кроме них наблюдались и большие бактерии размером от 0,02 мм до 0,05 мм. Параллельно Природа провела ценный контрольный эксперимент, поскольку в центре погибшего от морозов растения остался пучок молодых листьев, зеленых и здоровых, содержавших лишь нормальные микрозимы, что резко контрастировало с метаморфозами ближайшего окружения, которое мороз не пощадил.

Третьей иллюстрацией стала мексиканская агава (Mexican Agave). В незамерзшей части находились только нормальные микрозимы, а на потемневших и замерзших участках листьев было скопище очень подвижных микрозимов и кишели бактерии, напоминавшие bacterium termo, и в небольших количествах – бактерии размером от 0,01 до 0,03 мм.

У другого экземпляра мексиканской агавы на замерзших и потемневших участках листьев вообще не было микрозимов, а были только маленькие бактерии и некоторые более длинные разновидности размером от 0,008 мм до 0,02 мм. На здоровых участках микрозимы были нормальными, но по мере приближения к замерзшим частям появлялись микрозимы изменившихся форм и размеров.

Пятым примером стал дурман пахучий (Datura suaveolens), кончики веток которого замерзли. Под эпидермисом и в глубине клубились bacterium termo, немного меньше было bacterium volutans и немного больше бактерий размером от 0,03 мм до 0,04 мм. Также были длинные игольчатые веретенообразные кристаллы размером от 0,05 до 0,10 мм – они были неподвижны, и их не было на здоровых участках. Замерзшие и сморщившиеся участки, тем не менее, оставались зелеными.

На основе этих и многих других наблюдений Бешан убедился, что микрозимы растительного мира хорошо приспособлены для превращения в бактерии. Но он никогда не делал скоропалительных выводов и старался максимально удостовериться в том, что никакое проникновение организмов извне не могло стать причиной появления этих бактерий.

Год спустя эхинокактус рукаринский (Echinocactus rucarinus) стал любопытным примером отсутствия бактерий там, куда им не составляло никакого труда проникнуть[139]. Это лишний раз доказывало справедливость его теории о том, что проблемы с питанием или изменения во внешней среде наподобие заморозков могут привести к естественному видоизменению собственных внутренних микрозимов.