Бешан или Пастер? Утерянная глава истории биологии

На мой взгляд, врачи так легко пренебрегли законами великой науки и вслед за Давэном и Пастером приняли микробную теорию заболеваний Кирхера, поскольку они не осознали взаимоотношения, связи между определенными гистологическими элементами животных и растительных организмов и бактериями. Так, не видя, подобно Давэну, существующей важной связи между бактериями и нормальными гистологическими элементами наших организмов, и подобно Пастеру отрицая ее, они вновь поверили в теорию Кирхера. Еще задолго до того, как Давэн провел свои наблюдения и пришел к выводу, что внутренности организма представляют собой среду для развития инокулированных бактерий, Распай сказал: «Организм не порождает болезнь, он получает ее извне… Болезнь есть следствие внешней активной причины». Несмотря на это, великие врачи всегда утверждали другое, как замечательно сформулировал Пиду: «Болезнь порождается нами и в нас». Но господин Пастер, следующий мнению Распая и пытающийся подтвердить гипотезу экспериментально, считает, что врачи ошибаются, и что причина наших недомоганий заключается в болезнетворных микробах, зародившихся вместе со всем сущим, и эти микробы, незаметно проникая в нас, превращаются внутри в паразитов. Для господина Пастера и для Распая болезнь не возникает спонтанно: они считают, что без микробов не было бы заболеваний, независимо от наших действий, нашего безрассудства, наших несчастий или наших пороков! Теория не нова и не оригинальна – она очень изобретательна и коварно проста, и как следствие, ее легко воспринимать и распространять. Любой невежда поймет, что чесотка вызвана клещами, если ему указать на связь между ними. Таким образом, многие поддались искушению и бездумно позволили этой теории возобладать. Человечество увлеклось этой правдоподобной и легкой доктриной, тем более что большинство было удовлетворено туманными оправданиями ее несоответствия доказанным и научно подтвержденным фактам[145].

Да, к большому сожалению великого учителя из Монпелье, глубокие знания, понимание науки цитологии (которая, по словам профессора Минхена, до сих пор, в двадцатом веке, находится в очень запущенном состоянии[146]) требовали и, судя по всему, все еще требуют глубокого осмысления идей ее основоположника, а также более загадочных и более сложных, чем принято считать, патологических процессов. Природа проводила опыты, которые каждый мог изучать с помощью микроскопа, но лишь немногие были достаточно квалифицированы, чтобы копнуть глубже обманчивой поверхности. Лишь немногие обладали достаточными знаниями, чтобы понять открытия Бешана во всей их сложности, хотя он с самого начала предупреждал мир о двух заблуждениях. Еще в 1869 г. он писал: