Однажды он зашел в оранжерею Ботанического сада в Монпелье и заметил эхинокактус внешне очень похожий на тот, что ему довелось изучать год назад – вероятно, растение тоже было обморожено. Он расспросил садовника, и тот объяснил, что корни кактуса сгнили из-за чрезмерного полива. Для упорного исследователя Природы это вновь послужило предметом тщательного изучения (можно не сомневаться: профессор Бешан не упустил бы такую возможность). Твердая и толстая кожа растения казалась целой, но на ее поверхности образовалась плесень, состоявшая из крупных клеток грибка с уже развитой грибницей. Однако при надсекании в разрезе не оказалось бактерий, а были только микрозимы, хотя для инвазии были созданы все условия: плесень на поверхности и гнилые корни растения.
Безусловно, в каждом рассмотренном случае профессор не останавливался только на микроскопических исследованиях: проводя химические тесты, он обнаружил, что в среднем клеточный сок здорового кактуса имел кислую реакцию, в то время как сок замороженных клеток имел слабую щелочную реакцию. Однако изменения в каждом из растений были различными, и в своих записках, посвященных этому вопросу, он указывал, что степень развития бактерий напрямую связана со степенью щелочной реакции среды. Он добавлял:
Несмотря на то, что раньше это считалось невозможным, бактерия оказалась способна развиваться в кислой среде, которая при этом либо остается кислой, либо превращается в щелочную. А также они могут развиваться и в абсолютно нейтральной среде[140]
.Он считал, что одни микрозимы превращаются в бактерии только в нейтральной или слегка щелочной среде, а другие, тем не менее, могут развиваться в нормальной кислой среде.
Как мы помним, Бешан первым наглядно доказал способность микроорганизмов воздушного происхождения размножаться в подходящей среде. Он прекрасно понимал, какую важную роль играют атмосферные микробы, и, естественно, ему было любопытно узнать, какое влияние окажет их намеренное введение туда, где они столкнутся с микрозимами, которых он считал живыми строителями, формирующими организмы животных и растений. Для этого он инокулировал растения бактериями и внимательно изучил результаты такого чужеродного вторжения. Постепенно приходя к выводам в ходе Сигнального эксперимента в 1857 г., он наблюдал, как росли и множились в подслащенных растворах вторгавшиеся извне микроорганизмы. Но теперь внутри растений они сталкивались с такими же полноценными живыми организмами, какими были сами. После прививки отчетливо наблюдался рост кишащих бактерий, но у Бешана были причины считать, что они не были порождены чужеродными микроорганизмами. Он пришел к убеждению, что вторжение извне потревожило собственные микрозимы, и что размножающиеся бактерии, которое он наблюдал внутри растений, были, по его собственным словам «аномальным развитием постоянно находящихся внутри нормальных микроорганизмов»[141]
.Эксперименты, которые провела Природа в Ботаническом саду Монпелье, оказали огромное влияние на учение профессора Бешана о патологии. Они удержали его от поспешных выводов наподобие тех, которые сформулировал Пастер, представлявший себе ткани и жидкости животных и растений как просто инертную химическую среду[142]
сродни подслащенным растворам, в которых Бешан впервые продемонстрировал роль атмосферных микроорганизмов.Ботанические наблюдения Бешана были очень кстати, поскольку тема бактерий стала привлекать к себе все больше внимания. В начале 1868 года Бешан посвящает отдельное исследование помороженным растениям. В том же году, но позже, 19 октября, в возрасте всего 45 лет Пастера настигает несчастье – его разбивает сильный паралич, вызванный, по его словам, «чрезмерным напряжением» в ходе работы над заболеваниями шелкопрядов. Но перед тем знаменитый химик, как мы знаем, сделал все возможное для возвеличивания роли воздушных микробов, как он их называл, и для присвоения себе заслуги этого открытия. Учеников и поклонников Пастера вполне удовлетворяли его ограниченные идеи о микроорганизмах, и в шестидесятые годы один из них, Давэн, фактически положил начало тому, что сейчас известно как микробная теория заболеваний.