— Дальше? — капитан отвернулся от него, запирая бумаги в сейф. — Сейчас отведу тебя во вторую роту. Поспишь, отдохнешь до утра. А завтра видно будет.
Утром его под конвоем прапорщика-контрактника и сержанта отправили на попутке в составе усиленной колонны на аэродром. Сопровождающие были заметно довольны. Перспектива вырваться из части в тыл создавала простор для воображения, и, вообще, у них было почти отпускное настроение. Глядя на них, Олег испытывал глухое раздражение. У этих впереди все было ясно и хорошо, а у него — сплошной туман и предчувствие больших неприятностей. Утром капитан, от которого уже — или еще? — пахло перегаром, проговорился, что дальше с ним будут разбираться в Москве. С угрозой так проговорил, с нехорошим намеком, и это совсем не добавило радости. Капитан, конечно, гад и трус, глушащий свои страхи дешевой здешней водкой. Но, с другой стороны, ему, военному следователю, как и любому другому, нужны факты, а факты на сегодняшний день такие, что не в пользу Олега. Но ничего-ничего. В Москве, недалеко от своих, он сумеет доказать, что он не верблюд, то есть не дезертир и не предатель. Большую часть прошедшей ночи он не спал и думал, как вывернуться из ситуации, в которой оказался. Он достаточно прослужил в МВД, для того чтобы знать, как сложно избавиться от предъявленного обвинения — любого. Для того чтобы оправдаться, нужно приложить много сил и подобрать убедительную аргументацию. А какие у него аргументы? Поверьте, дяденьки, честному слову? Чепуха! Ему нужны свидетели. Такие, которым поверили бы сразу и безоговорочно. Командир группы, Володька Кастерин, ребята из отряда. И он вспоминал, вспоминал и выстраивал фамилии и должности людей, которые его знали и могли подтвердить его невиновность, засвидетельствовать его благонадежность или, в крайнем случае, поручиться за него.
Как выяснилось на аэродроме, капитан решил проводить Олега до трапа. А не поехал с ним на машине просто потому, что воспользовался какими-то своими возможностями и долетел на вертолете, сэкономив себе время и нервы; как бы там ни было, а вертолеты сбивали реже, чем обстреливали колонны. Да и образовавшийся запас времени он не потратил даром. Теперь от следователя пахло коньяком и был он деловито возбужден и энергичен. Прапорщик то ли знал о предстоящей встрече, то ли догадывался, но при виде капитана не удивился и почти по уставу доложил, что сопровождение конвоируемого произведено без происшествий. Прапорщик держался достаточно вольно и, строго говоря, разболтанно, небрежно приветствуя даже старших офицеров, которых здесь, в районе аэродрома, было заметно больше. По отдельным его репликам Олег понял, что он не в первый раз на войне и, как тот сам сказал сержанту, толк в этой жизни знает.
Капитан оставил их ждать около вагончика и куда-то убежал, пообещав скоро вернуться. Олег успел два раза покурить, пользуясь щедростью сержанта, который явно его побаивался и часто и без причины лапал свой автомат, когда его окликнули.
— Самсон!
Он обернулся и увидел Леху, чуть больше суток назад подарившего ему свой замечательный нож.
— Здорово! — сказал Олег, обрадовавшись ему как подарку. За последнее время это было не только первое знакомое лицо, но и человек, относящийся к нему как к своему, без подозрений и намекающих вопросов.
— Ты чего тут? — спросил Леха, игнорируя конвоиров. Сейчас он был одет иначе чем в горах. С погонами старшего лейтенанта, в полевой офицерской форме, перепоясанной портупеей. Посмотришь на такого — обычный салага-офицер. А видимая его бесшабашность — от неискушенной молодости и природной резвости, которая проходит с годами, когда укатывают сивку крутые горки.
— Вот, — развел Олег руками. — Арестовали.
Молоденький сержант-конвоир передвинул автомат на груди, как бы демонстрируя готовность защитить вверенный ему объект.
— Да? — спросил Леха и мазнул по прапорщику презрительным взглядом. — И за что же? Водки перепил на радостях? Или в морду кому дал?
— За измену, говорят.
— Это кто говорит? — зло спросил Леха и уперся взглядом в переносицу прапорщика, который на глазах терял свою развязность. — Ты?
Было в Лехе что-то такое, что заставляло людей относиться к нему серьезно, даже со страхом. Сейчас он пер на конвоира, как танк, и впечатление было такое, что сейчас, сию минуту, он разорвет прапора на куски и швырнет их собакам, которые увивались около стоящей неподалеку палатки с фанерной табличкой "Офицерская столовая".
— Вон… Товарищ капитан идет, — нашелся прапорщик, показывая глазами на идущего к ним следователя. Издалека было видно, что тот изрядно навеселе.
Леха повернулся и внимательно смотрел, как тот идет к ним, держа в руке явно тяжелый кейс.
— Разрешите обратиться? — спросил он с издевательской интонацией, когда капитан подошел ближе.
— Да, слушаю, — разрешил тот, не чувствуя подвоха. При этом он вскользь посмотрел на часы, намекая на свою занятость.
— Позвольте узнать, почему он арестован.
— А вы кто такой? — налился кровью капитан, как будто в его голову экстренно подкачали жидкости.