Бешеная стая

Мы вышли из подъезда в один из самых отстойных московских уголков. Обернув ружье курткой, я понуро пошел вслед за Аннинским, выводившим меня из этого вмиг притихшего двора другим путем. Едва мы завернули за угол, я остановился как вкопанный, как если бы увидел в ночи всадника без головы. Поблескивая в свете окон гоночным шлемом, мотоциклист поворачивал к нам навстречу. Это был Оранжевый – с шестым чувством не поспоришь. Хотя на нем был другой шлем, а под ним другой байк – «Судзуки Эндуро», пригодный для города и бездорожья, мощный, легкий и маневренный. Мы с Виталиком смотрели на него как завороженные. И байкер тоже повернул голову в нашу сторону. Наши взгляды встретились. Я увидел его лицо, как будто он сорвал с забрала загрязнившуюся защитную пленку. И он узнал меня тоже. Нервы оказались крепче у меня. А Оранжевый дал по газам. Пара секунд, и он свернул к подъезду. Я сунул шлем Синего Аннинскому и рванул с места, отрабатывая ситуацию по интуиции. С этого двора было только два выезда. К этому выезду Оранжевый не вернется, значит, выскочит за следующей хрущевкой; и через высоченные бордюры не попрет: для класса внедорожников просвет у «Эндуро» маленький. Я бежал по прямой, сбрасывая с ружья самопальный чехол; по ту сторону жилой свечки трещал, опережая меня, «Эндуро». Оранжевому придется сбросить скорость перед поворотом, пройти поворот на малой скорости, ускориться на коротком прямом участке, снова притормозить перед новым поворотом, повернуть на главную улицу, – и только после этого гонщик довернет рукоятку газа до упора. Я в несколько раз проигрывал байку в скорости, но передо мной лежала прямая дорога. Если я не упаду и не потеряю скорости, то к углу хрущевки мы с Оранжевым придем в одно и то же время, как по секундомеру.

На этой улице Сталеваров, натурально прогнувшейся под шумной, мощной и смрадной кольцевой дорогой, я ставил свой личный рекорд, оставляя далеко позади своего более молодого напарника.

По звуку мотоцикла, трещавшего далеко впереди меня, я определял его местоположение. Сейчас он притормаживал перед поворотом направо – повернул – ускорился – притормозил. Я выжимал из себя последнюю лошадиную силу и надрывал свое двухтактное сердце. Мышцы ног забились, и я ставил ногу прямо, на полную ступню, громко топая и начиная заглушать рев «Судзуки». Лишь бы меня хватило на выстрел!.. И я принял нелогичное, может быть, но рациональное решение. Я начал притормаживать метров за сорок до поворота на Сталеваров, из-за которого должен был появиться байкер, и с каждым шагом я замедлялся еще больше, как если бы выдохся в конце пути. Я припал на колено, не добегая до точки пересечения двадцать метров, и даже успел сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, бросив дробовик к плечу. Как раз в этот момент из-за угла появился мотоцикл. Разгон – торможение – поворот. Я нажал на спусковой крючок в момент наименьшей скорости байка, сжимая ружье в твердых руках, и не мог промахнуться. Неизвестно, удался бы мне выстрел с более близкого расстояния, но менее подготовленный, а этот выстрел порадовал меня. В этот раз за спиной байкера не было Синего, и его спина стала для меня отличной мишенью. Я даже сумел выбрать правую половину, чтобы он не умер буквально от разрыва сердца, заодно пометил его так же, как и его друга. Падение Оранжевого оказалось таким же эффектным, как и сам выстрел: наездника выбросило из седла, а байк продолжил вилять по дороге, пока не ткнулся колесом в бордюр и не завалился на бок.

– Не шевелись, урод! – предупредил я Оранжевого, завозившегося на асфальте.

Он не слышал меня. Перевернувшись на спину, он вскинул для выстрела левую руку. Я был уже в трех метрах от него и опередил его на мгновение. Из ствола диаметром восемнадцать с половиной миллиметров вылетела тридцатиграммовая разрывная пуля. «Бешеный пес» отбросил пистолет – так мне показалось, на самом деле это отлетела кисть его руки, сжимающая пистолет. Я сблизился с бандитом и наступил ему на изуродованную руку.

– Если я уберу ногу, ты истечешь кровью.

Первая пуля пробила ему легкое: Оранжевый плюнул мне под ноги кровью.

К этому времени ко мне присоединился Аннинский. Мы обменялись многозначительными взглядами. На пути сюда была по крайней мере одна полицейская машина, и нам надо было уходить. Виталик не стал мешать мне, только предупредил: «Время».

– Назови мне адрес Розового, – потребовал я и сменил ногу: прижал его рану коленом и склонился к нему.

– Пошел бы ты!.. – прошепелявил Оранжевый.

Я пожал плечами:

– Можешь послать меня еще раз и даже после того, как послушаешь меня. Ты, Оранжевый ублюдок, сдохнешь через пять минут. А Розовый будет жить. Он будет корчиться от смеха, представляя, как ты корчился от боли. Он доживет до глубокой старости и с каждым днем все меньше будет вспоминать о твоей глупости.

Я встал, и кровь с новой силой брызнула из раны «бешеного пса». Оранжевый попытался закрыть ее правой рукой, но сумел только пошевелить пальцами; его правая сторона тела горела огнем и была натурально парализована.

– Сука! – застонал он. – Паскуда!