Бешенство

На столе лежало тело молодого мужчины, его туловище было вскрыто от шеи до лобка и опустошено. «Внутри мы все одинаковы, — думал доктор, глядя на выпотрошенное тело. — Одинаковые наборы органов, упакованные в кожную оболочку разных оттенков». Взяв иголку и хирургическую нить, Дворак стал зашивать полость крупными стежками. Изящество тут не обязательно, это просто для порядка — подготовка тела к перевозке в морг. Этой работой обычно занимается Лиза.

Альпрен, которого совершенно не смущало столь неприятное зрелище, подошел к столу.

— Пришли результаты анализа, — сообщил он. — Как вы там его называли?

— Высокоэффективная жидкостная хроматография.

— Ага. Ну, так вот. Мне только что звонил лаборант из больницы. Результат положительный.

Дворак на миг застыл. Сделав над собой усилие, он продолжил накладывать стежки. «Интересно, Альпрен это заметил?» — пронеслось в его голове.

— И что это значит?

Дворак продолжал сосредоточенно трудиться, не поднимая глаз.

— Это тест на присутствие 7-гидроксиварфарина.

— И что это?

— Одна из производных варфарина.

— И что это?

Дворак завязал узелок и взял другую нитку.

— Лекарство, изменяющее свертываемость крови. Оно может приводить к повышенной кровоточивости. Обширным кровоизлияниям.

— Например, в мозг? Как у госпожи Харпер?

Дворак помедлил.

— Да. Это может также объяснить синяки у нее на ногах.

— Значит, вот почему вы предложили этот анализ?

— Доктор Стейнглас говорил мне об аномальном протромбиновом времени. Отравление варфарином — это дифференциальный диагноз.

Альпрен деловито записывал услышанное, одновременно задавая следующий вопрос:

— А откуда его берут, этот варфарин?

— Он содержится в некоторых видах крысиного яда.

— Чтобы они умирали от кровопотери?

— Требуется некоторое время, чтобы достичь эффекта. Но в конце концов у них случается внутреннее кровоизлияние.

— Очаровательная картина. Откуда еще можно взять варфарин? И снова Дворак не спешил с ответом. Ему не хотелось продолжать этот разговор, не хотелось размышлять о причинах.

— Он входит в состав лекарства, которое называется кумадин и продается по рецепту. Используется для разжижения крови.

— Выдается только по рецепту?

— Да.

— Значит, должен быть врач, который его выпишет, и аптека, где его выдадут.

— Верно.

Ручка забегала по бумаге еще быстрее.

— Значит, надо проработать еще и это.

— Что?

— Местные аптеки. Кто приходил к ним с рецептами на кумадин, а также имена врачей, его назначавших.

— Это довольно распространенное назначение. Множество врачей выписывают этот препарат.

— А я ищу совершенно определенное имя. Доктор Харпер.

Дворак опустил иглодержатель и посмотрел на Альпрена.

— Почему вы сосредоточились только на ней? А как насчет сиделки ее матери?

— У Джейн Нолан безупречный послужной список. Мы проверяли три места ее прежней работы. И не забывайте, это она позвонила нам и подняла вопрос о жестоком обращении.

— Возможно, чтобы прикрыть собственную задницу.

— Взгляните на это с позиции доктора Харпер. Она симпатичная женщина, однако у нее нет ни мужа, ни собственной семьи. Возможно, она даже ни с кем не встречается. Она прикована к пожилой слабоумной матери, которая никак не хочет на тот свет. Затем у нее начинаются неприятности на работе, и стресс возрастает.

— И приводит к попытке убийства? — Дворак покачал головой.

— Правило номер один: прежде всего ищи в семье.

Дворак завязал последний узелок и отрезал нитку. Посмотрев на зашитое тело, Альпрен с отвращением фыркнул:

— Боже! Настоящий Франкенштейн.

— Это будет под костюмом. Даже нищему позволено достойно выглядеть в гробу. — Дворак снял халат и перчатки и пошел к раковине мыть руки. — А как насчет случайного отравления? У ее матери был Альцгеймер. Неизвестно, что она могла запихнуть себе в рот. В доме мог быть крысиный яд.

— Который дочь могла преднамеренно оставить так, чтобы мать его нашла. Правильно.

Дворак продолжал мыть руки.

— Интересно, что доктор Харпер отказывается говорить со мной без своего адвоката, — заметил Альпрен.

— В этом нет ничего подозрительного. Вполне разумно.

— Да, только это заставляет задуматься.

Дворак вытер руки, не глядя на Альпрена, не смея взглянуть на него. «Я не должен комментировать его расследование, — думал Дворак. — Я недостаточно посвящен. И мне совсем не хочется выстраивать дело против Тоби Харпер». Хотя этим-то ему и придется заниматься, этого требует его работа. Проверять улики. Делать логические выводы.

Ему не нравилось то, о чем свидетельствовали улики.

Пожилая женщина явно была отравлена, но произошло это случайно или преднамеренно, определить невозможно. Дворак не верил, что в этом виновата Тоби. Или просто отказывался верить? Неужели он утратил объективность только потому, что она была ему симпатична?