Бешеный

— Кизяк вопрос, месяц и она будет прыгать на моем члене с особым удовольствием, — этот голос, пропитанный пьяными нотками, я узнала бы из тысячи, даже, если бы не видела изображение, даже, если бы мне просто дали послушать.

— А если нет?

— Тогда я пройдусь голый по университету. Днем. На перемене. У всех на виду.

Голый он не прошелся. Значит выиграл. Я не хотела в это верить, не могла просто. Не похоже все это было на какой-то спор. Не ведут себя так те, кто поспорил просто, я же видела в его глазах…или просто хотела видеть? Нет. Не мог он так жестоко, не мог из-за какого-то спора так изворачиваться. Он же с бабушкой познакомился, и столько сделала для меня, для нас. И смотрел на меня так, что дух захватывало и даже наши ссоры и накаленные до предела отношения в последнее время не меняли его ко мне отношения.

Невольно вспомнились его слова: «Я в монахи не записывался».

— Это ничего не значит, — прозвучало не слишком уверенно.

— Да? — видя мое состояние, подруга с особым энтузиазмом ухватилась за эту тему. — Может, он обещал тебе что-то?

— Что можно обещать в двадцать лет? — мой голос дрожал, пусть я и старалась держаться из последних сил.

— Действительно, — согласилась она, — но он ведь тебя даже с родителями не познакомил, разве нет?

Последние слова звучали уже не так уверенно, она не знала наверняка, но мой обескураженный, растерянный вид дал ей все карты в руки. Я не успела просто совладать с эмоциями, отразившимися на моем лице, а эта стерва уцепилась, продолжая сеять во мне зерна сомнения.

— Не знакомил, — улыбнулась победно, — дура ты, Зайцева, где ты и где он? Думаешь, его семье нужна невестка-голодранка? Ты хоть знаешь, кто его отец? Да он в жизни не позволит такой как ты войти в их семью. Потрахает тебя Багиров, а когда придет время, ему найдут подходящую партию. Мой тебе совет, уйди сама, не позорься.

Не знакомил, да. Я не настаивала, а он не предлагал, мы вообще не касались темы его семьи практически. Но ведь не может быть Алинка права, просто не может. Это ведь отец Миши организовал лечение для моей бабушки, наверняка зная, для кого старается. Или нет? Миша что угодно мог наговорить отцу. Или… а что если у них, у богатых, и вовсе развлечения такие? Нет. Я постаралась отбросить дурные мысли. Это же Миша. И эта запись…Я от него должна услышать, ему в глаза посмотреть. Может это и вовсе постановка.

— Знаешь, засунь-ка ты свои советы… — прошипела я зло, и развернувшись помчалась прочь.

Больше Аля меня не догоняла, только бросила вслед, что на память мне видео проклятое отправит. Отправила стерва. И первым моим порывом было просто удалить запись к чертовой матери, но в этот самый момент пришло сообщение от Багирова. Он ждал меня в холле, приехал значит. И пока я шла к нему навстречу, прокручивала в голове слова, сказанные Алинкой. Мне не хотелось верить, не хотелось думать плохо о Мише, но ведь была доля истины в словах бывшей подруги. Где я и где он?

— Успокоилась? — первое, что он спросил, завидев меня, с каким-то пренебрежением.

— И часто ты вот так на девчонок споришь? — сорвалось с губ прежде, чем я успела подумать. Подсознание решило за меня.

— Чего? — он опешил сначала, а потом в его взгляде появился намек на понимание, и пока он приходил в себя, я всучила ему в руки телефон с любезно предоставленным мне видео.

Миша не удивился даже, только перевел слегка недоуменный взгляд на экран и потер ладонью шею. А у меня в этот момент последняя надежда на то, что это ошибка какая-то, монтаж, постановка, рухнула. Потому что по виду Миши, по его напряженному взгляду, по руке, нервно зарывшейся в густую шевелюру, стало понятно — не ошибка это. Он действительно поспорил.

— Это правда? Ты просто поспорил, да? — усмехнулась, пока он просматривал запись, на которой так легко поспорил на меня, зубрилку ничем не примечательную. Дура. Господи, какая же дура. Разве мог он…разве мог на тебя посмотреть?

— Ник, я…

— Поздравляю, Бешеный, ты выиграл. Скажи мне, оно того стоило? — на последнем слове мой голос сорвался, и предательские слезы покатились из глаз.

Я же верила, верила тебе. Я тебе всю себя подарила, а ты…Глупая влюбилась, а он…для него это был спор, простой, ни к чему не обязывающий спор. И он выиграл, получил свою награду и мою растоптанную душу. А мне что теперь делать? Что нам делать? Я машинально коснулась еще плоского живота, словно в попытке защитить его, обезопасить.

Развернувшись, практически сорвалась с места, чтобы сбежать, скрыться, спрятаться от этой всепоглощающей боли, разъедающей меня изнутри. Не бывает сказок, Ника, не бывает. В последний момент Багиров умудрился схватить меня за локоть и развернуть к себе лицом.

— Отпусти меня, отпусти, слышишь, — дернулась, в попытке вырваться, — мне больно.

— Ник, послушай это…

— Это не то, что я думаю? А что это, мать твою, такое? — я перешла на крик, не заботясь о том, что мы вообще-то все еще в универе и сейчас стоим посреди людного холла.

— Малыш…