Бешеный куш

— Честно?

— Честно.

— Даже замаскированно?

— Даже замаскированно.

Вздохнув, Прохоров снова приступил к процедуре протирания очков. Надев их, сказал:

— Вы ведь знаете мою репутацию? Репутацию адвоката Прохорова?

— Кое-что слышал.

— Я разъясню эту репутацию до конца. Прямым текстом. Мои обычные подзащитные — уголовники. Авторитеты, воры в законе, бугры, джаги, козырные и прочие бандиты и убийцы. Я их защищаю. Но защищать уголовников и быть с ними заодно — разные вещи. Вы понимаете это?

— Понимаю, Леонид Георгиевич.

— Теперь вижу, вы действительно это понимаете. А первый раз, когда я с вами познакомился, я подумал, вы этого не понимаете. И твердо решил вам отказать. Но, к счастью, передумал.

— Спасибо, Леонид Георгиевич.

— Да ладно вам, спасибо… Скажите, а что у вас с остатком этого дня?

— С остатком этого дня? — Седов не вспомнил ничего, что могло бы занять остаток этого дня. — Да ничего.

— То есть вы свободны?

— Свободен.

— Жены и детей, как я понял, у вас нет?

— Нет.

— Так, Алексей Иванович, — давайте поедем ко мне? В мой дом в деревне? Сегодня пятница, короткий день, посетителей у меня больше не будет.

Этого Седов ожидал меньше всего. Помолчав, переспросил:

— В ваш дом в деревне?

— Да. В деревне Прудилино Павловопосадского района. Он у меня как бы вроде дачи. Участок восемнадцать соток, ягоды, яблоки, сейчас как раз снимаем последние. Банька русская, прямо на участке. Там у меня сейчас вся семья: мама, жена, сын Егор. Мама живет там постоянно, жена и сын, как и я, приезжают на конец недели. Там все и обсудим. Давайте, Алексей Иванович?

— Не знаю даже…

— А что тут не знать? Прямо сейчас и поедем. Там и поговорить можно спокойно, никто не помешает. А?

— Спасибо, Леонид Георгиевич. Хорошо, поедем.

Когда они вышли, Прохоров, открывая дверцу «Волги», сказал:

— Жена стыдит, что езжу на этой развалюхе. А я люблю старушку. Привык к ней, о том, чтобы влезть в другую машину, даже думать не хочется. Едем до Электростали. А там чуть свернуть — и Прудилино. Держитесь все время за мной.

— Хорошо.

Держась строго за «Волгой», Седов у Электростали свернул вправо. Некоторое время они, следуя извивам местной дороги, крутились по небольшому пригородному лесу, пока наконец не выехали на открытое пространство. Впереди открылась деревня.

Дом Прохорова был кирпичным, полутораэтажным. Выйдя из машины, Прохоров с хрустом потянулся. Махнул рукой:

— Все, приехали. Выходите, Алексей Иванович. В гараж машины потом поставим. Проходите на участок.

На участке их встретила невысокая женщина, одетая в спортивный костюм. На вид ей было чуть больше сорока. У нее было лицо из тех, которые принято называть приятными. Глаза у нее были большими и синими, волосы — короткими и темными.

— Алексей Иванович, знакомьтесь, моя жена, Алина Ивановна.

— Ой, Лень, брось, ну что ты в самом деле… Какая я Алина Ивановна… — Улыбнувшись, женщина протянула руку: — Алина.

— Очень приятно. Алексей.

Прохоров познакомил Седова со своей мамой, Зинаидой Матвеевной, женщиной лет за семьдесят, лицо которой было иссечено резкими глубокими морщинами.

Оставалось познакомить его с сыном Егором.

— Он, между прочим, пошел по моим стопам, — сказал Прохоров, — работает в следственной части прокуратуры, в научно-техническом отделе. Все вечера торчит у компьютера.

Егор, вышедший из дома, не выглядел молоденьким. Рост он взял у отца, даже чуть обогнав его, а большие синие глаза — у матери. Пожав Седову руку, извинился, что должен закончить работу, — и ушел в дом.

После обильного ужина, во время которого Зинаида Матвеевна объяснила Седову, что все, что подается на стол, в том числе ягодное и яблочное вино трех сортов, — свое, с участка, Прохоров попросил его помочь подтопить баню.

Баня стояла в глубине участка, скрытая густыми кустами смородины и двумя большими яблонями.

И топили баню, и парились они вдвоем, Егор лишь помог натаскать дров, после чего, сославшись на занятость, от дальнейшего участия в общем деле отказался.

Париться Прохоров умел и любил. Поскольку Седов тоже был в банном деле не новичок, они сразу нашли общий язык. Сначала медленно разогревались, потом долго сидели, истекая потом, на самой верхней полке, а потом, когда стемнело, начали обрабатывать друг друга вениками.

Во время процесса в парной, когда они по очереди добавляли в парилке жару, они как-то незаметно перешли на «ты».

О деле Прохоров заговорил лишь после того как они, распарившись и испуская еле видимый в темноте пар, вышли в чем мать родила и сели на стоящую возле бани грубо сколоченную скамейку.

Посмотрев на светящиеся в небе звезды, Прохоров издал губами звук, свидетельствующий о сладостной истоме. Глубоко вздохнув, спросил:

— Ну что? Не жалеешь, что приехал?

— Наоборот, рад.

— То-то. Ладно, давай поговорим о твоем агентстве.

— Давай. С чего начнем?

— Начать надо с помещения. Помещение должно быть хорошим. В центре. Небольшим, комнаты три-четыре. От силы пять. Прекрасно обставленным, с добротной мебелью. Рассчитанным на богатую клиентуру. Согласен?

— В общем, да.