Бешеный волк (сборник)

– Не боялась заблудиться? Все-таки – заморские страны. – Ерунда. Тот, кто не знает куда идет – заблудиться не может.

– А деньги у тебя были?

Она посмотрела на меня как на несмышленыша:

– Первые деньги у меня появились, когда я из трейлера вылезла…

«Вот и началась ее история», – подумал я, но она остановила мои мысли:

– На сегодня – хватит.

Мне нужно идти, кормить ребенка…

…Удивительная вещь, не смотря на то, что со времени нашего с Ладой знакомства прошло уже несколько месяцев, я помню каждую нашу встречу, и могу описать эти встречи поминутно. Помню даже то, какая погода была в те дни, что мы встречались.

Но не могу вспомнить ничего из того, что я делал после ее ухода.

Работал, наверное.

А, может, слонялся без всякого дела, как колхозник при социализме…

… На следующий день, Лада позвонила довольно рано, для женщины, конечно.

Часов в девять.

И вместо: «С добрым утром…», – у нас получился такой вот разговор:

– Ты не занят?

– Нет. Художник – это человек, избравший отдых своей профессией.

– Кстати, сегодня тринадцатое число.

– А ты, что веришь в хорошие или плохие числа?

– Конечно. Миллион долларов, например, очень хорошее число…

Однажды я спросил у Ивана Головатого:

– Как ты думаешь – числа правят судьбой?

– Нет, – ответил мне он. А дело происходило на заре перестройки, когда магистры всего, в том числе и нумерологии, расплодились как крысы на брошенной помойке, – Но они показывают то, как судьба правит нашей глупостью…

Не то, чтобы я сам не верю в числа – просто никогда не могу вспомнить – какого числа, что произошло…

Мне было понятно, что сейчас пришло время поговорить на самую деликатную тему.

Мы не могли эту тему обойти не потому, что она больше всего интересует и мужчин, и женщин, а просто, нужно было поставить все знаки препинания в ее рассказе.

Создать координаты.

Если в первом акте на сцене висит ружье, то, по крайней мере, к третьему акту должно быть понятно – зачем на сцене соорудили стену?..

…На это раз, Лада пришла в сером, шерстяном платье в серебристую клетку.

Это платье очень шло ей, и я соврал себе, решив, что смотрю на нее, как художник.

Ерунда – я смотрел на нее как мужчина.

Хорошо, что свидетелем моих мыслей был только один человек.

Я – сам…

– Когда я стучала в твою дверь, вышла соседка и посмотрела на меня как-то странно, – сказала Лада.

– Ничего странного для соседки, – ответил я, – «Странно было бы для соседки, если бы она не смотрела странно на женщину, стучащуюся в дверь к одинокому художнику».

– Да вроде они ничего плохого обо мне не знают.

– Я тоже не знаю о тебе ничего плохого.

– Спасибо, – просто сказала Лада. Я не лицемерил, и мне было приятно, что она поняла мои слова. Но я не мог не предупредить ее:

– Соседи не знают твоего прошлого, но, наверняка, уже говорят о твоем будущем.

Но Бог видит, что мы не делаем ничего такого, что могло бы вызвать интерес соседей.

– Бог видит, но молчит. А соседи – нет…

Трудно иметь хорошую репутацию. Но еще труднее соответствовать той репутации, которую ожидают от вас соседи…

– Ты прости, но у меня опять мало времени. – Тогда не будем торопиться, – ответил я, и нам обоим стало смешно от моих, вообще-то довольно двойственных, слов.

Каждому, и мне в том числе, понятно, что кто-то кого-то постоянно играет. Если не разыгрывает, конечно.

Только каждый актер всегда играет чужую роль.

Лада играла – свою.

И это давало ей право на ее слова.

Правда, не стоит забывать, что в любой игре – каждый результат случаен…