Бешеный волк (сборник)

– Ваня, то, что ты сказал очень важно.

Но я тоже должна сказать тебе очень важное.

Помнишь, три недели назад мы ездили на дачу к Очаковым?

– Помню. И мне показалось, что тебе там было хорошо. Хочешь, поедем к ним снова?

– Больше не нужно…

– Что случилось?

– Я вчера была у врача, а сегодня мне позвонили и сказали, что анализы готовы.

Скоро нас станет трое…

– Милая! Ты делаешь меня счастливым…

…Несколько дней назад Ирина была у мамы, которой рассказала все о себе и Каверине.

– Что мне теперь делать, мама? Какие слова мне сказать мужу?

– Тебе будет очень трудно, несчастная ты моя. Что бы ты ни сказала теперь Ивану Ивановичу, любые добрые слова отзовутся в нем тем, что он будет думать, что такие же слова ты уже говорила другому.

Тебе будет очень сложно найти слова.

Но когда Иван Иванович внес в комнату поднос с двумя бокалами, нужные слова у Ирины нашлись:

– Мне так хорошо о того, что это делаешь для меня именно ты…

30

Каверин стоял у подъезда, когда капитан-порученец, с поспешностью отличающей прирожденных холуев от вынужденных центристов, бросился открывать дверцу машины перед генерал-полковником Фронтовым.

Увидев Андрея, Иван Иванович отстранил двереоткрывателя и остановился.

Несколько секунд оба мужчины молчали, потом Каверин, не глядя на генерала, проговорил:

– У вас новая машина. Теперь «Мерседес», – и Андрей, и генерал не обсуждали, а просто констатировали не очень значительный факт:

– Да. Выходит так.

– Это хорошо. Ведь ваш бывший «ЗиЛ» – это устаревшая модель.

– Раньше мне казалось, что мы с ним оба – устаревшие модели…

– Капитализм, Иван Иванович.

– Какой же это капитализм? Капитализм, это когда им занимаются все, а когда пол страны не умеет себя прокормить – это не капитализм, а собрание оболтусов.

Капитализм, это то, чем занимаются люди с не забитой глупостями головой…

– Вы на службу?

– Нет. Мы с Ириной ждем ребенка, так, что нужно подумать о строительстве дачи.

Участок у нас есть. Пора дом ставить.

А-то – все служба.

Москва – хороший город, если можно уехать на дачу…

– Строить-то белорусы будут? На Севере теперь все строят белорусы.

– Зачем? Не фарисействуй. У меня ведь все строительные батальоны российской армии под рукой… – они говорили не о главном, но то, что они говорили, щадило их души.

И именно это дало им возможность о главном заговорить:

– Иван Иванович, вы хотите правду?

– Ее хотят все. Только не многие знают, что с ней делать.

– И что же с ней делать?

– Уважать…

Потом генерал Фронтов сел в машину, но в тот момент, когда «Мерседес» уже мог бы тронуться, Иван Иванович услышал:

– Простите меня за то, что я поддался ее силе. И знайте, что я никогда не воспользуюсь ее слабостью.

Муж Ирины не сказал ничего. Лишь, прямо глядя в глаза Андрею, на мгновение коснулся ладонью козырька.

– Мне сообщили, что Алик мертв. Это сделал ты? – приоткрыв бронестекло, негромко спросил Иван Иванович.

– Нет, – ответил Каверин.

– А кто?

«Волк», – хотел сказать Андрей, но почему-то произнес:

Судьба…

Вечером Ирина позвонила Каверину:

– Ты знаешь, что Плавский умер?

– Знаю. Но я еще не был на его могиле.

– Я навещала Эдуарда Михайловича за два дня до смерти. Он просил передать тебе такие слова: «Будь лучше, чем эпоха, которая тебе достается…»