Бешеный волк (сборник)

– Зачем же были газетные статьи? Ведь на них я точно не мог ответить тем же. Если художник станет заниматься опровержениями, ему не останется времени не только на работу, но даже на отдых.

– Отвечал другой человек. Профессор П. Алкинас.

– Ты бы меня с ним познакомила. Поблагодарить надо.

– Познакомишься. Кстати, как меня называют в союзе?

– Не знаю, – соврал я, хотя мне отлично было известно, что Галкину обзывают Палкиной.

И даже сам делал это не раз.

– Меня называют Палкиной.

– Ну, это – дураки, – вяло пролицемерил я.

– А ты, умный, прочти инициал и фамилию профессора, выступавшего против критика Галкиной, по буквам.

Я сделал это.

И мне стало стыдно.

Потому, что я понял все:

– П-А-Л-К-И-Н-А-с.

Я понял все. Если все можно понять…

В этой жизни мне не раз приходилось оставаться в дураках; и каждый раз я воспринимал это, пусть без радости, но довольно спокойно.

Сидя за столом перед Галкиной, я впервые осознал, что я идиот.

Ну, что же, всю жизнь некоторые делают одни и те же ошибки, а потом думают, что они набираются опыта…

– Зачем ты жертвовала собой для меня? Ведь ты же, подставляя себя, просто водила меня по словам, давая мне возможность показывать другим то, какой я умный, принципиальный, свободомыслящий, и какая ты глупая.

– Иначе, Петя, ты остался бы умным, принципиальным, свободомыслящим… у себя на кухне.

Нет мудрецов без зрителей.

Без зрителей мудрецы опасны, потому, что превращаются в клоунов…

Я смотрел на нее и начинал понимать, что людей нужно судить не по поступкам, а по намерениям – это куда человечней.

Правда, существуют исключения – идеалисты. К чему оценивать идеал, если есть человеческие поступки.

Возможно, вообще – идеалы это просто способ портить жизнь людям…

– Ты, что же, считаешь меня гением, ради которого стоит жертвовать собой? – Гениев, Петя, у нас полно. У нас нормальных людей мало…

– Что это такое – нормальные люди? – Нормальные те, кто вносит в нашу жизнь гармонию…

– Мне казалось, что ты злая. – Быть добрым легче, чем быть злым. Просто, добрые дела делать труднее…

– Почему ты не рассказала мне об этом раньше? – спросил я, не поднимая на Галю глаз. – Если женщина демонстрирует свой ум мужчине – это не умная женщина.

– Зачем ты это сделала? Ты считаешь меня великим художником?

– Затем, Петя, что ты хороший художник, но хороших художников много…

– Трудно создать что-нибудь великое после пятидесяти.

– Одно утешение: до пятидесяти создать что-нибудь великое еще труднее…

– Такая уж у нас нетипичная профессия.

– Петя, художник – это не профессия.

– А, что?

– Диагноз…

– Значит, надо быть лучшим?

– Не надо пробовать делать что-то лучше всех.

Надо стараться делать лучше, чем можешь сам…

На несколько секунд мы замолчали, а потом я просто слушал ее слова:

– Но для того, чтобы привлечь к себе внимание, нужен небольшой бум. Скандальчик, полосы на полторы, – совсем не оправдываясь, а скорее констатируя факт, проговорила Галкина, – Мы специфическая страна – то, что заставляет весь мир враждовать, скандалы – объединяет нас. А то, что объединяет весь мир – сплетни – нас разъединяет.

Кстати, сплетен о тебе я не распускала.

И не моя вина, что у нас – скандал – это путь к успеху.

Так, что спасайтесь, люди, от себя самих…

Впрочем, иногда, надо спасать мир. Тогда людей надо судить…

– Все, что ты сейчас рассказала – правда? – спросил я, ощущая и стыд, и боль. Хотя мне уже было ясно, что это правда. И не то, чтобы я невзлюбил себя, просто моя любовь к себе оказалась какой-то неразделенной.