Бесики

— Повелительницу нашу, сестру государя, почтительнейше приветствует покорный раб и слуга её Росаб Мачавариани, — управляющий вскочил со стула, опустился на колени и по турецкому обычаю коснулся лбом пола.

— Ну зачем это? Вставай, Росаб! — приказала ему Анна. Она села в кресло и показала управляющему на стул. — Садись здесь и расскажи мне, как ты поживаешь.

— Стоит ли занимать ваше внимание моей скромной особой? Лишь бы ваша светлость с супругом здравствовали и были счастливы долгие лета!

— Как у тебя с пахотой и посевом? — перебирая чётки, спросила Анна.

— Да вот я уже докладывал тут его сиятельству.

Димитрий вдруг приподнялся на подушках и, смешно шевеля и сюсюкая беззубым ртом, воскликнул:

— А ну вас всех с вашими пашнями и посевами к…! — тут он добавил непристойное ругательство, — Голодом меня морят, ты понимаешь? Ничего не дают мне есть! Разве я этого заслуживаю? Эх вы… гм, да… голодом морят! Вот оно как!

Управляющий провёл рукой по бороде и покачал головой, показывая этим князю, что с ним поступают нехорошо. В то же время он едва заметной улыбкой дал почувствовать Анне, что понимает причину капризов Димитрия.

— Перестань, пожалуйста! — прикрикнула на мужа Анна. — Ты забыл, что тебе сказали врачи? Если не хочешь умереть, не ешь через меру.

— А ну вас с вашими докторами к… — начал опять Димитрий, но тут Анна поднялась.

— Выйдем в другую комнату, — сказала она управляющему. — Видишь, он потерял разум, а с ним и всякое понятие о пристойности!

Управляющий последовал за Анной. Оба прошли в другую комнату, где Анна села, поджав ноги, на тахту, а управляющий опустился на стул, стоявший рядом, и достал из-за пазухи сложенную вчетверо бумагу.

— Вот, ваша светлость, список разысканных крестьян.

— Постой, скажи сначала, как ты управился с пахотой и посевами?

— Какая уж там пахота, скоро пора приниматься за жатву! На господских полях давно уже колосятся нивы — любо взглянуть!

— А как с шёлком? Много получили?

— Как вам сказать? Червей мы развели применительно к числу тутовых деревьев. Надеюсь, получим тысячи две мотков шёлка.

— Меньше, чем в прошлом году? — удивилась Анна.

Семя оказалось совсем скверное. Не знаю, оттого ли, что на новолуние было дело, только червей из каждого золотника вылупилось едва вполовину против прошлогоднего.

— Хорошо, об этом поговорим после. Покажи-ка мне список.

Управляющий развернул сложенный лист и поглядел на него, отодвинув далеко от глаз. Потом он достал очки и, вооружившись ими, стал просматривать список.

— Здесь обозначены имена двадцати двух крепостных крестьян. Горашвили обнаружен в Лалис-кури, Беруа, как его фамилия, не знаю, — в Отхтвала, в Руиспири найден Зураб Кемхишвили, в Мерэ — Ахалкацишвили, в Ахатели — другой Кемхишвили, имени которого не знаю, в Телави — Менабдишвили. Этот приютился у какого-то Гаджимамедова и сказывается армянином, в надежде, что его примут за горожанина и не тронут. Там же, в Телави, нашёлся жестянщик.

— Наш мастер-жестянщик?

— Он самый. Я имени-то его не знаю, все так и зовут его «жестянщиком». Этот тоже укрылся в городе, принял грегорианство, объявил себя армянином и открыл на базаре мастерскую. Кто там ещё? — управляющий стал искать глазами в списке, видимо потеряв то место, где он остановился. — Да, в Шилде обнаружен Давид, тот, который опорожнял кувшин, не переводя дыхания…

— Помню, — сказала Анна.

— В Шилде же нашлись Хахаро и Тучашвили, в Кварели обнаружены Цикубадзе и Чолаха Гона, в Кучатани — Берделашвили, в Чикани — Окромчедлишвили, в Грдзелминдори — Таблисчири…

— Это что ещё за Таблисчири?

— Такое у него прозвище — обжора, — управляющий улыбнулся и посмотрел на Анну поверх очков, — а своего настоящего имени он и сам не знает. Дальше Цаганашвили нашёлся в Гурджаани, Беридзишвили Отар — в Вакири, Стефан-кузнец — в Тбилиси. Этот тоже принял армянское вероисповедание… Увидел меня и говорит: «Я теперь горожанин, никто меня пальцем не посмеет тронуть». А я ему отвечаю: «Стань хоть мусульманином, я тебя всё равно заставлю вернуться в деревню». Он уже и жену завёл в городе вот с такими локонами, — управляющий показал руками. — Как она разохалась: не поеду, мол, в деревню, я к городской жизни привыкла.

— Больше никого нет?

— Ещё только один — Симон Купатадзе. Этот нашёлся в Грдзелминдори. Все они безземельные. Если будет соизволение государя и если нам дадут есаула, мы всех их доставим на поселение в ваши деревни. Земли у нас на всех хватит. Поместий у вас, слава богу, столько, что был бы народ, а участок для каждого найдётся. В один день расселю хоть тысячу семей.

— Хорошо, дай сюда список. Я сегодня же пойду с ним к государю. Здесь записаны все, кого у нас не хватает?

— По книгам у нас в деревнях недостаёт ещё около двадцати человек, ваша светлость, но остальных мне не удалось разыскать. Если кто и знает, где они, то не говорят. И этих-то мне так трудно было обнаружить, что я не раз проклинал свою судьбу!

— Почему же они убегают, не понимаю, — нахмурив брови, проговорила Анна. — Разве я их притесняю?