— Прошлой ночью в доме Китесы Мататашвили, что в самом конце Базарной улицы, заболел постоялец. Позвали лекаря, тот только посмотрел на больного, да как закричит: «Спасайтесь, у него чума!» Ему не поверили. Через некоторое время в лавке Маркара поднял крик приказчик. Прибежали люди, смотрят, а он уже весь чёрный. Опять позвали лекаря, а тот своё: «Спасайся кто может, — я же сказал, что это чума!» До рассвета оба больных отдали богу душу. Доложили государю. Он тут же приказал сжечь дом Китесы и лавку Маркара. Оба дома сразу и подожгли. Взгляни-ка, они и сейчас дымятся! — показал рукой в окно Гогия. — Да только выходит, что зря их сожгли. В городе уже заболело пятнадцать человек, и не то что близкие соседи — чума обнаружилась и на Сейдабаде, и в Кала, и на Авлабаре. Ну, теперь она охватит весь город!.. Ох, господи, и хоронить некому будет, никого в живых не останется.
— Государь ещё здесь?
— Эх! — воскликнул Гогия таким тоном, как будто упрекал Бесики за ребяческий вопрос. — Государь со всем своим семейством тотчас же уехал. Из царской семьи в городе никого не осталось, кроме сестры государя — Анны. И то она задержалась потому, что ждёт арбу для мужа.
— А ты сам что собираешься делать?
— То есть как это, что я собираюсь делать?
— Никуда не уезжаешь?
— Что ты! Разве я могу оставить дворец? Кто же его будет охранять? Да, к тому же, я чумы не боюсь. Когда мы воевали в Индии, там тоже случился мор — да какой! — трупы валялись прямо на улице в несметном количестве. Так мы и ходили по мёртвым телам, а всё же я не заразился! Чума не ко всякому пристаёт. Бывает, что в одном доме она всех до одного истребит, а у соседей никого не тронет. Норовистая болезнь. Говорят, кто её боится, на тех она и нападает. Пронесётся, как вихрь, истребит всех, кому положено судьбой от неё умереть, и исчезает так же, как появилась!
Спокойствие Гогии передалось и Бесики. Он посмотрел в окно на город. Там не чувствовалось никакого смятения. Лавки были открыты. Женщины на плоских крышах выбивали ковры, матрацы и подушки. По улицам ходили разносчики с лотками на головах, водоносы, продавцы мацони и угольщики, которые выкрикивали хриплыми голосами:
— Угли!.. Угли!..
— Мацони…
По-видимому, оставили город только придворные, чиновники и знать, да ещё помещики, обычно жившие в деревне. Горожане — ремесленники и купцы — оставались в своих жилищах. Выезд двора и знати из города во время эпидемий не был редкостью. Горожане давно привыкли к таким отъездам дворянства. Поэтому и сейчас они довольно равнодушно смотрели на покрытые коврами арбы, медленно ползущие к Ганджинским, Речным, а частью и к Авлабарским воротам.
Между тем суматоха во дворце не утихала. Прислуга стаскивала в подвалы мебель, ковры, стенные украшения и занавески. Бесики разыскал правителя дворца, который метался по залам и галереям и охрипшим голосом отдавал распоряжения.
— Мамуча, как ты мне советуешь поступить? — спросил он придворного. — Государь не оставил для меня никаких распоряжений?
— Не знаю, не знаю! Что я могу тебе посоветовать? У каждого своя голова на плечах. А мне-то каково управляться здесь одному?
— Где сахлтухуцеси?
— Уехал с государем, а семью, кажется, отправил в Тандзию.
— А где государь?
— Тут же, поблизости, разве он уедет далеко? Знаешь деревню Ираклисцихе? Пока что он со всем двором остановился там.
— Где Леван?
— Царевич поручил управление крепостью Иосифу Бебуташвили, а сам вместе с католикосом уехал в Мцхету.
— А мдиванбеги?
— Разъехались по своим замкам и поместьям. Некоторые, думаю, ещё и не успели уехать. Не сегодня-завтра все разъедутся. А ты разве не уезжаешь?
— Куда мне ехать? Деревни у меня нет, да и родни я не имею. Ехать к государю не решаюсь, как бы не быть ему в тягость…
— Это правильно, — прервал его Мамуча, вытирая лоб цветным платком. — Ираклисцихе — маленькая деревня, народу туда наедет, наверное, столько, что и куска хлеба не достанешь — помрёшь с голоду. Почему ты не уехал вместе с Анной-ханум в Урбниси?
— Во-первых, она уехала, ничего мне не сказав, а во-вторых, мне и нельзя было бы туда ехать.
— Почему?
— Там повсюду рыщут отряды Тотлебена. Найдётся какой-нибудь клеветник, донесёт государю, что Анна-ханум ищет союза с генералом, а я ей помогаю. Только этого мне и не хватало!
— И это правда. Да, кстати, вспомнил, ступай к мушрибу Иосифу — государь приказал раздать всем секретарям деньги в счёт жалованья, — получи, что тебе следует, пока Иосиф здесь.
Бесики немедленно направился к казначею. Мушриб отсчитал ему пятьдесят серебряных рублей и сказал:
— Государь приказал тебе сговориться с ага Ибреимом и поступать так же, как он.