Бесики

Бесики облегчённо вздохнул и на цыпочках вышел из царского кабинета. За дверью он в изумлении остановился. Вся галерея была полна придворных и сановников. Все с нетерпением ожидали окончания его беседы с государем. Только сейчас понял Бесики, что судьба его висела на волоске. Его окружили и стали наперебой расспрашивать. Узнав, что государь принял его спокойно, не сделал ему выговора и не наложил наказания, все стали поздравлять его со спасением. Его тормошили, обнимали, целовали и с радостным смехом хлопали по плечам и по спине. Придворные сознались ему, что считали его обречённым, хотя и скрывали это от него: все ожидали, что государь отправит его прямо из дворца в темницу.

«За что же?» — промелькнуло в мыслях у Бесики, и он окинул взглядом поздравлявших его придворных. Однако он предпочёл промолчать и не задал этого простого вопроса: среди окружающих его доброжелателей были, конечно, и такие, радость которых была притворной, а поздравления лицемерными. Бесики теперь уже твёрдо знал, что при дворе нужно взвешивать каждый свой шаг и каждое слово. Если бы он спросил: «За что же государь должен был меня наказать?» — придворные льстецы тотчас же перетолковали бы его слова и сказали бы, что Бесики обвиняет государя в несправедливости. Поэтому Бесики сдержанно отвечал на поздравления; одних благодарил за внимание, от других отшучивался. Перекинувшись словом с каждым из собеседников, Бесики направился к Давиду Орбелиани, чтобы успокоиться, собраться с мыслями и складно рассказать тому, что произошло между ним и государем.

Он нашёл Давида в его рабочей комнате. Орбелиани вместе с Леваном разрабатывал новый гарнизонный устав, и оба оживлённо спорили о количестве необходимой крепостной стражи, пушкарей, трубачей и часовых у ворот. Левану, как коменданту крепости, хотелось иметь как можно больше воинов на стенах и на башнях, чтобы всем бросалось в глаза, что царь Грузин, подобно Тариэлю, «град имеет укреплённый, неприступный для врагов». Для этого, по мнению Левана, было необходимо не менее тысячи человек.

— Тысячи слишком много, — говорил Давид Левану. — Содержать тысячу бездельников только для того, чтобы вселять страх кучке людей, бессмысленно и невозможно. А для того, чтобы сторожить заключённых в темнице, достаточно и десяти человек. Ого! Вот и Бесики — как раз при упоминании о темнице! — со смехом вскричал Давид, увидя входящего поэта. — Как твои дела? Обошлось?

— Гневался на тебя государь? — спросил Леван с нетерпением.

— Я всё ему чистосердечно доложил, но он не изволил ничего мне сказать, так что я сам не знаю, каковы мои дела.

Давид и Леван переглянулись. Потом Давид спокойна сказал Бесики:

— Ты счастливо отделался. По-видимому, государь ограничится тем, что отнимет у тебя должность секретаря и больше не будет посылать с поручениями. Завтра или послезавтра я спрошу его о тебе, посмотрим, что он скажет.

Пророчество Давида сбылось. Через несколько дней казначей Иосиф объявил Бесики, что по царскому указу у него отнята должность секретаря и он снимается с жалованья и довольствия. Бесики надеялся, что ему заплатят жалованье за прошлый год, но казначей ответил ему отказом, — он передал Бесики слова Ираклия: «То, что следовало за службу у нас, он давно получил, а за то время, что он провёл по приказу шаха при шахском дворе, пусть сам шах ему и заплатит…»

Таким образом, Бесики остался ни с чем. Погруженный в тяжёлые размышления, он вышел из дворца и направился по Сионскому переулку к Нарикальской башне. Он был так подавлен, что не отвечал на приветствия и не замечал но дороге знакомых. Ещё вчера он был важным должностным лицом, царским секретарём, которого посылают к шаху с поручением… ещё так недавно он гордо беседовал с иранскими вельможами — и вот сейчас он шёл, понурив голову, почти в отчаянии, отягчённый множеством неожиданно возникших забот. Прежде всего ему необходимо было найти хотя бы одну комнату за плату и перенести туда своп вещи. Для этого нужно было заплатить домохозяину вперёд за целый год. Правда, Леван любезно предоставил ему комнату в крепостной башне, но для Бесики не было тайной, что этим помещением Леван пользовался для весёлого времяпрепровождения с женщинами. Скоро царевич, наверное, попросит его освободить эту комнату или предложит ночевать на крыше башни.

Не привыкший к такого рода затруднениям, Бесики совершенно утратил душевное равновесие. Он шёл к башне по узким переулкам и смотрел, как беззаботно суетились вокруг купцы, ремесленники, мастера.

У Сионского собора ему преградили дорогу нищие, которые постоянно во множестве толпились у церковных ворот и не давали покоя прохожим.

— Помогите несчастному!

— Подари грош, да не лишит тебя бог царской милости!

— Знатный господин, пожалей бедняка…

— Не пожалей гроша, да успокоит господь твоих родителей!