Бесики

Леван сердито взглянул на сестру и вышел вслед за тёткой. Дорогой он всячески старался рассеять Анну. Чтобы развлечь её, он принялся рассказывать смешные истории и не отставал от тётки, пока не рассмешил её. Анна как будто успокоилась. Но, как только она осталась одна, тоска снова овладела ею, и она до поздней ночи просидела в молчании у открытого окна. Потом, улёгшись в постель, она велела слугам потушить свечи и всю ночь пролежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Когда наконец слёзы потекли из её сухих глаз, она почувствовала необычайное облегчение, почти блаженство. Она радовалась, что может плакать, сколько хочет, и слёз её никто не увидит.

Целую неделю не выходила Анна из своей комнаты. Когда ей сообщили о приезде Бесики, она сама удивилась равнодушию, с которым приняла это известие. С Анной произошло то же, что часто происходит с людьми, когда они заранее в мыслях переживают какое-нибудь страстно ожидаемое событие. Она столько раз и так ярко рисовала себе огромную радость встречи с Бесики, что сейчас, когда он вернулся на самом деле, она уже не испытывала ничего. Вернись Бесики раньше, Анна тотчас же кинулась бы к зеркалу, схватилась бы за румяна и белила, чтобы встретить возлюбленного во всей своей красе… А теперь она и не вспомнила о зеркале и даже не надела нового платья. Удобно расположившись на тахте, она спокойно продолжала читать «Висрамиани»[5] и только тихо проговорила:

— Приехал? Вот как!

Но скоро это спокойствие сменилось тревогой. Бесики не навестил её в день своего приезда и даже не передал ей извинений, не сослался на неотложные дела. Если бы даже ничто не связывало их, Бесики был обязан сразу по приезде явиться к Анне, как к старшей представительнице царской семьи, засвидетельствовать ей своё почтение и доложить о своём возвращении из Ирана. Царя Ираклия и царицы Дареджан не было в это время в Тбилиси, а после них Анна была первым лицом в государстве. И в Анне всё сильней поднималось неудовольствие по отношению к Бесики. Она, дочь славного царского рода Багратиони, допустила этого юношу, простого, худородного дворянина, в свою опочивальню, а он и в грош не ставил своего счастья!

«Ради него я подвергаюсь смертельной опасности, ради него я переношу оскорбительные насмешки, провожу ночи без сна! Родная сестра грузинского царя жертвует собой для какого-то безвестного, худородного юноши, а он… Где бы он мог быть сейчас?..»

— Где Бесики? — спросила Анна проходящего мимо слугу.

— Не знаю, ваша светлость, — ответил удивлённый неожиданным вопросом слуга, почтительно склонив голову перед Анной.

— Разыщи его сейчас же!

— Слушаюсь.

— Впрочем, погоди, не надо. Когда он явится, доложи немедленно.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Когда он спросит, дома я или нет, отвечай, что сейчас узнаешь…

Слуга вышел. Анна снова погрузилась в свои бсспокойные думы. Несколько раз она заметила за собой необычайную рассеянность. Она целый час простояла у открытого сундука и, очнувшись, даже не могла вспомнить, что ей было нужно найти. Закрыв сундук, она пошла к окну и долго глядела на Метехи. Потом вдруг вспомнила, что её ждёт множество неотложных дел, оглянулась, чтобы позвать слуг, но не увидела в комнате никого и вышла в галерею. Тут она заметила Бесики, который рассматривал себя в зеркало.

Анна улыбнулась ему, но, когда молодой человек приблизился к ней, сурово сдвинула брови:

— Ты пьян!

— Простите меня, ваша светлость, — Бесики опустился на колени перед Анной. — мужество стало изменять мне. Надо мной собираются грозные тучи, вот-вот грянет гром… Опасаясь грозы, я не осмеливался к вам явиться. Не оттого, что я берег себя…

— Верю, знаю, кого ты оберегаешь, — Анна оглянулась вокруг и знаком приказала ему следовать за собой. Они вошли в комнату. Анна села на тахту, а Бесики указала на деревянное кресло. Она удивлялась себе: с каким спокойствием глядела она сейчас на Бесики! Она не гневалась на него, но и не испытывала прежнего волнения от его присутствия. Она сразу заметила, что Бесики хмелен, и в уме её мелькнула мысль, что это из-за неё.

В душе она обрадовалась, но нахмурила брови, словно собираясь пожурить молодого человека. Но не успела она приступить к расспросам, как в комнату ласточкой впорхнула Анико. Увидев постороннего мужчину, беседующего с бабушкой, она остановилась в смущении, но, узнав Бесики, вскричала с восторгом!

— Ты уже здесь, Бесики? А я только что собиралась рассказать бабушке, что встретила тебя и что ты обещал скоро к нам прийти.

Бесики встал с кресла, во второй раз в этот день поздоровался с Анико и исподтишка оглядел её. Затем, так же исподтишка, взглянул на Анну. В голове у него мелькнуло: «Боже мой, как она постарела!» Он снова посмотрел на радостно улыбающуюся Анико и поймал на себе её восторженный взгляд. Он быстро отвёл глаза и повернулся к Анне.

Анна сидела неподвижно. От её взора не ускользнуло ничего.

— Как тебя принял шах? — спросила она поэта, хотя совсем не об этом хотелось ей сейчас разговаривать с ним.