Бесики

Вино сделало своё дело. Тоска понемногу заглохла, он перестал думать о грядущих бедах. Он вспомнил об Анне, и ему захотелось тотчас же её увидеть. Теперь он уже ничего и никого не боялся. Как только компания, покинув духан, вошла в дворцовый двор. Бесики попрощался с собутыльниками, которые пошли в комнаты нижнего этажа, быстро взбежал наверх по широкой лестнице и направился к палатам Анны. Кивнув головой встретившему его дворецкому, он прошёл в зеркальную галерею. Здесь он остановился перед зеркалом и оглядел себя. Из зеркала на него глядел смуглолицый и черноусый молодой человек в богатой одежде. Бесики провёл рукой по своим щегольским усам и вдруг заметил в глубине зеркала неподвижную фигуру женщины с длинными косами и непокрытой головой. Женщина пристально глядела на него.

Он быстро оглянулся. Анна стояла на пороге своей комнаты и улыбалась Бесики еле заметной улыбкой.

После отъезда Бесики в Иран Анна вернулась в свой замок, где провела всю зиму. Весной, когда разбежавшиеся из Тбилиси жители стали возвращаться в город, её тоже потянуло в Тбилиси. Оставив мужа в замке на попечении специально приставленных к нему людей, она в сопровождении свиты отправилась в Тбилиси. Она торопилась в город будто бы для того, чтобы привести в порядок дела, убрать комнаты, а затем уже перевезти туда и мужа; на самом же деле она спешила увидеться с Бесики, который, по её расчётам, должен был уже вернуться из Ирана. Но надежды её не оправдались. Бесики не только не вернулся, но о нём вообще ничего не было известно. Зато царица Дареджан с большим сожалением вернула Анне её внучку и приказала исподволь заняться приготовлениями к свадьбе.

Анико знала теперь столько дворцовых тайн, столько историй о царице Дареджан, о придворных дамах и о сановниках, что целый месяц с утра и до вечера рассказывала их красавице бабушке и всё же не могла исчерпать свою сокровищницу.

В ожидании возвращения Бесики Анна со дня на день откладывала свой отъезд в Дманиси. Пришло лето. В Тбилиси наступила сильная жара. Скоро в городе не осталось из знати никого, кроме Анны и Тамары. Тамара ждала возвращения супруга, чтобы тотчас же после этого уехать в Телави; вещи её были уложены, она то и дело высылала курьеров к заставам посмотреть, не едут ли царь и Давид Орбелиани. Это бесконечное ожидание так озлобило её, что однажды вечером, когда Анна зашла её навестить, она внезапно обрушилась на тётку:

— Любопытно, а ты-то зачем сидишь в городе и не уезжаешь в Дманиси? Может быть, и ты ждёшь кого-нибудь?

Анна очень обиделась на бестактность племянницы. Слова Тамары показались ей прозрачным намёком на её отношения с Бесики.

— Да, мне бы давно следовало уехать, — сдержанно ответила она, — но меня задержали покупки… Скоро свадьба Анико. Ты сама хорошо знаешь, сколько хлопот с приданым.

Тамара как-то двусмысленно — так показалось Анне — улыбнулась. Анна вспылила и, нахмурившись, встала, чтобы уйти.

— Куда вы, тётушка? — стала удерживать её Тамара. — Почему вы вдруг заторопились?

— Поделом мне! Снисходя до дружбы с ребёнком, выросшим у меня на руках, я должна была ожидать, что мне будет заплачено неблагодарностью…

— Чем я вас так оскорбила? — сказала Тамара, глядя в глаза Анне.

Ей хотелось примириться с тёткой, успокоить её, попросить прощения, но какое-то непонятное злое чувство овладело ею, и она не только не находила слов примирения, но еле сдерживалась, чтобы не сказать какую-нибудь дерзость. ещё до замужества Тамара знала, что происходит с её тёткой; она слышала о любви Анны к Бесики и в душе сочувствовала ей. Но это было до замужества, а после него характер Тамары очень изменился. Она утратила свою прежнюю весёлость, стала необычайно ревнивой, набожной и строго осуждала всякое проявление женского легкомыслия и кокетства, одним словом, стала ханжой.

Чем больше старалась Тамара успокоиться, тем сильнее овладевало ею злое чувство к Анне. Слово за слово, и дело дошло до резкостей. Тамара позволила себе сказать тётке: «Человек не должен делать того, что ему не подобает». Анне едва не сделалось дурно от этих слов. Неизвестно, до чего дошла бы размолвка, если бы не подоспел вовремя царевич Леван. Он посмотрел на сестру и на тётку: первую пожурил, вторую стал успокаивать ласковыми словами и попытался примирить обеих женщин.

— Чего ради вы ссоритесь, хотел бы я знать! Имений вам не делить, денег — тоже. И это — знатные дамы, близкие родственницы, члены царской семьи!

Анна ничего не ответила Левану и, не медля ни минуты, покинула дом Тамары.