Бесики

Бесики чувствовал себя уже охмелевшим. Вино, выпитое натощак, бросилось в голову и вызвало необычайный аппетит. Он жадно набросился на еду и, не дожидаясь, пока Баграт расставит кушанья на столе, стал чуть ли не выхватывать у него из рук хлеб, зелень и сыр.

Когда подали шашлыки, Георгий Меликишвили протянул ему полную чашу вина, но он отрицательно покачал головой и только потянулся за шашлыком.

Поев вволю, друзья вытерли усы пёстрыми платками и снова стали передавать по кругу полные чаши. Завязалась беседа.

— А теперь, — обратился к Бесики Манучар, — рассказывай обо всём, что ты видел и слышал. Большое счастье выпало на твою долю — увидеть шаха и беседовать с ним!.. Расскажи нам, каков он, о чём разговаривал с тобой.

— О нём ничего любопытного не расскажешь. Обыкновенный человек, на лбу у него шрам от сабли…

— Так, значит, правду люди говорят, что наш Кайхосро когда-то дал ему пинка пониже спины? — с восторгом и удивлением вскричал Георгий. — Вот так потеха!

— Да ещё какого пинка, — засмеялся Бесики, наполнил чашу и обратился к друзьям: — Давайте осушим этот сосуд за ту чудодейственную ногу, которая может одним пинком забросить басурмана на шахский трон!

— Эх, мой милый Бесики, — с горькой улыбкой сказал ему казначей Иосиф, — ногу Кайхосро стоило бы благословлять, если бы она не забросила, а скинула шаха с трона… Ты лучше расскажи, что о нас говорит шах.

— Ничего.

— Ты провёл у него в гостях целый год, и он ничего тебе не говорил о нас? — удивился Иосиф.

— Советовал бросить дружбу с русскими.

— Это нам известно. Прошлой осенью он даже прислал государю письмо. Какая там дружба! Русское войско ушло в Имеретию, да и оттуда, кажется, собирается восвояси. Новый начальник русских, генерал Сухотин, сказал, что не намерен здесь оставаться. Ну ладно, скажем, дружба с русскими врозь. Сам-то шах чем нам поможет?

— Обещает спровадить турок.

— Когда? Когда нам голову снесут? Эх, Бесики, вижу, ты напрасно трудился при шахском дворе. Лучше было бы тебе вовремя вернуться и не навлекать на себя царского гнева!

Бесики опустил голову, Иосиф заметил его смятение и постарался успокоить его:

— Не огорчайся, мой Бесики. Государь может просто объявить тебе выговор, а это ещё не беда. Когда вспомнишь грозу, которая разразилась над судьёй Иесе, то выговор покажется лаской.

— Что же случилось с Иесе?

— Помнишь, как в прошлом году на него одна крестьянка пожаловалась? Или тебя уже не было здесь?

— Помню.

— Так вот, государь приказал Иесе судиться с ней. Судьями были мдиванбеги Иоанн, Рамаз и Парсадан. Суд был долгий — судили-рядили, а приговора так и не вынесли. В это время в городе появилась чума, все разъехались, и дело Иесе было забыто. Когда государь и двор вернулись в город, делу снова дали ход. По приказу государя у Иесе отобрали все имения и даже выгнали его вон из собственного дома.

— Как — выгнали?

— Очень просто. Пришли мандатуры и выбросили вещи на улицу. Пять ночей Иесе со всей своей семьёй провёл на улице. Кто бы посмел приютить у себя человека, на которого обрушился гнев государя?.. Даже движимого имущества ему не оставили. Архиепископ Тбилисский сжалился над Иесе и разрешил ему занять пустой амбар недалеко от Сионского собора. Там он и живёт сейчас. Видишь, какой был высокий сановник, а в какое положение попал! Вот это называется царская немилость! В сравнении с этим что такое простой выговор?

Это своеобразное утешение только усилило смятение Бесики. Он снова наполнил чашу и, не переводя дыхания, осушил её. Он вспомнил Александра Амнлахвари, которого встретил в прошлом году около озера Кумиси и который советовал ему уйти от царя Ираклия. Может быть, и в самом деле лучше было уехать в Россию вместе с Чоглоковым и Амилахвари? А может быть, следовало остаться в Иране при царевиче Александре, вместе с ним томиться, тоскуя по утраченной отчизне, мечтать о возвращении в неё, петь в ширазских караван-сараях печальные песни грузинам, затерянным на чужбине, делить с ними их горе и одиночество?.. Сколько было блаженства в этой тоске, в этом стремлении к покинутому дому отцов! А счастье, которое он испытывал сейчас, после возвращения в Тбилиси, таило в себе столько горечи!

И Бесики готов уже был согласиться с теми, кто уверял его, что Ираклий не оценит его верной службы и что, в конце концов, он разделит судьбу своего отца. Тогда Бесики не верил предостерегающим речам, ему казалось, что только враги государя могут говорить так. Но теперь ему всё стало представляться в ином свете; он начинал убеждаться, что Ираклий, несмотря на свой мягкий голос и ласковое обращение, был грозен и беспощаден. Царевич Александр говорил Бесики: «Ираклий никогда не забывает, что незаконно завладел царством Картли, и поэтому не доверяет никому. Каждого карталинца он считает своим врагом. Он подозрителен, как всякий узурпатор. Тот, кого однажды оговорили перед Ираклием, не должен ждать от него пощады. В конце концов царь уничтожит его…»

— Ох, выпьем ещё, — вздохнул Бесики и мысленно добавил: «Всё равно приближается час расплаты».