Бесики

И действительно, Давид лежал тихо, без движения, а Росто стоял рядом, прислонившись к двери, с плёткой или палкой в руке, терпеливо дожидаясь, пока окончится припадок и царевич заснёт. Проснувшись, больной ничего не помнил и с покорной улыбкой спрашивал своего слугу и наставника:

— Долго я спал, Росто? Скажи, почему я так люблю спать на сене? Ты, наверное, опять бил меня?

— При посторонних не спрашивай, бил ли я тебя. Ты царевич, нельзя тебе срамиться!

— При посторонних не надо спрашивать. Это и я понимаю. Дай мне умыться, а потом пойдём на охоту.

Чем дальше, тем реже становились приступы странной болезни царевича. Казалось, по мере того как он становился старше и мужал, его окрепший организм одолевал врождённую болезнь, но ум его мало развивался. Грамоте он так и не мог научиться, и когда родители упрекали его за это и стыдили: «Как ты, не зная грамоты, взойдёшь на престол?» — царевич простодушно отвечал:

— Как возведут, так и взойду. Для этого не нужны книжки.

— Сбросят тебя с престола, сыпок, что тогда?

— Кто сбросит? Кроме Росто, меня никому во всём мире не одолеть, а Росто говорит: «Ты только усядься покрепче на троне, а там ничего не бойся!..»

— Но как же ты, неграмотный, будешь править страной?

— Подумаешь — править! У меня будут министры. Прикажу им, и они станут править, это их Дело. Разве Соломон по книжкам правит страной?

— Соломон житья никому не даёт, от него и своим и чужим одинаково тяжело, — говорил сыну Георгий. — Он ожесточился против самых близких ему людей — видишь, отнял у меня трон и заставил меня жить при чужом дворе и надеяться на чужую милость.

Георгий надеялся при помощи владетеля Мингрелии Кация Дадиани вернуть себе имеретинский престол. Кация был непримиримым врагом царя Соломона и всячески покровительствовал его противникам. Изгнанного из Имеретин Георгия он приютил у себя и осыпал заботами и вниманием. Он же посоветовал Георгию породниться с Ираклием, чувствуя, что и картли-кахетинский царь не в ладах с царём Имеретии и постарается при первом же благоприятном случае сбросить его с престола и посадить на престол Имеретии своего родственника царевича Давида. Кация был хитёр. Он понимал, что Ираклию было на руку иметь на имеретинском престоле слабохарактерного царя, которого он мог бы полностью подчинить своей воле или по крайней мере держать под своим влиянием. Надежды Кация и Георгия сбылись. Ираклий изъявил согласие на брак Давида с внучкой его сестры, и вскоре празднично одетого царевича отправили в Картли с большой свитой.

В замке Мухран-Батони все с любопытством следили за Давидом, чтобы проверить правильность ходивших о нём слухов, но не могли заметить ничего плохого. Приехав в Тбилиси, Иоанн Мухран-Батони поклялся Анне, что все слухи о болезни царевича — ложь и что лучшего зятя нельзя и пожелать. Он уговаривал Анну поскорее обвенчать внучку, так как Анна всё ещё раздумывала, справлять ли свадьбу до наступления поста или отложить её ещё на год. Царица Дареджан советовала ей в этом году устроить только обручение, а свадьбу отложить до следующего года.

Анна готова была уже согласиться с царицей, но однажды вечером прибежала к ней её верная служанка Гульвардис и сообщила ей, под секретом, важную новость. Она рассказала, что по пути в казнохранилище, где у неё было какое-то дело, она услышала за занавеской, в одном из дворцовых переходов, шёпот: «Милый». Узнав по голосу Анико, Гульвардис осторожно заглянула за занавеску и…

— Боже милосердный, — перекрестилась Гульвардис, — что я увидела…

— Что ты увидела? — с замиранием сердца спросила Анна и тут же добавила с отчаянием в голосе: — Нет, нет, лучше не говори!.. Это был он? Да? Говори, что же ты молчишь?.. — Голос её перешёл в хриплый шёпот, она почти задыхалась, — Это был он, да?.. Что было дальше? Говори же!

— Да, это был он, госпожа! Анико обнимала его за шею…

Анна с таким отчаянием впилась ногтями в руку служанки, что разодрала ей кожу до крови. Гульвардис терпеливо вынесла боль и попыталась успокоить госпожу. Анна строго приказала ей повторить всё подробно, с самого начала. Гульвардис нечего было добавить к своему рассказу, так как Бесики и Анико тотчас же расстались. Бесики сам снял руку Анико со своей шеи и сказал, что это безумие, что, если их застанут здесь, они погибли.

— Это всё?

— Всё, клянусь вашим счастьем! Я стояла за колонной, но они меня не заметили. Расставшись с Бесики, Анико пошла в сад, а он направился, кажется, в Тайный совет.

— Хорошо, — кусая губы, произнесла Анна. — Хорошо. Всем, кто сегодня захочет видеть меня, скажи, что я нездорова и не принимаю. Анико удали от меня на эти два дня, чего бы это ни стоило. Скажи, что бабушка приказала ей поехать в Сачино навестить царицу Дареджан. Принеси мне бумагу и перо, я хочу написать письмо к Мухран-Батони…

— Но ведь князь Мухран-Батони находится в Тбилиси! Он приехал сегодня!

— Он здесь? Тем лучше. Передай ему, что я прошу его пожаловать ко мне. Свершилось то, чего я боялась! Но мы ещё посмотрим! Не всегда же мне покоряться своей невесёлой судьбе! Ступай, исполни моё приказание.