Бесики

— Я вернул его государю тотчас же после сражения.

— Может быть, государь разорвал его?

— При мне государь положил его себе в карман, а что сделал с ним дальше, я не знаю. Наверное, завещание хранится у государя. Эх, дал бы бог дождаться этого дня! Ни о чём больше не мечтаю.

— Что ты такое говоришь, безумец? Значит, ты мечтаешь о смерти моего отца?

— Более меня упаси! — испугался Бесики — Как вы могли подумать такое? Все говорят, что в вашем лице Грузия обрела второго Ираклия и что счастлива страна, имеющая двух достойных правителей. Почему бы в Картли не править одному Ираклию, а в Кахетии — другому, как это было при жизни деда вашего, блаженной памяти царя Теймураза?

— Тсс… тише! — Леван закрыл рукой рот Бесики. — Уж не хочешь ли ты разделить судьбу моей бабушки Анны-ханум?

Бесики изумлённо взглянул на него.

— Ты ведь знаешь, что она всячески старается отнять у Ираклия Картли и хочет на карталинский престол возвести меня.

— Я впервые это слышу, и, должен сознаться, эта мысль мне очень правится.

— Что? — загремел Леван. — Ты хочешь, чтобы я сейчас же повесил тебя?

— Можете и отсечь мне голову, — Бесики упал на колени и смело взглянул вверх, в лицо Левана, — но я всё же буду повторять своё…

— Тише… Что ты болтаешь, дурак! Ты думаешь, что я — честолюбивый выскочка, которому коварными словами можно внушить преступные желания? Мне ли, потомку Багратионов, сыну столь прославленного отца, забывать, что царствовать — это значит нести тяжёлое бремя, для которого нужна очень крепкая спина? Царствовать — это значит служить стране. И если мы преданы нашей отчизне, то должны стремиться к объединению Грузинского царства, а не к раздроблению его… Признаюсь тебе чистосердечно, что желаю царствовать, но только после моего отца, и что хочу быть царём всей Грузии, Западной и Восточной, от Никопсии до Дербента…

Леван, протянув ногу Бесики, приказал:

— Сними башмаки! — и добавил: — Так оно и будет, если буду жив.

— Да исполнится всё по вашему желанию!.. — Бесики снял с Левана башмаки, подал ему туфли и вытянулся перед ним в ожидании дальнейших приказаний.

Глядя на пылающие в камине угли, Леван углубился в свои мысли. Бесики молча наблюдал за царевичем и в душе упрекал себя за то, что невольно поддался жалким соображениям Анны-ханум. Разве не был он всю жизнь одержим мечтой о возрождении славного прошлого Грузин? Преданность этой высокой мечте давала право ему, худородному дворянину, относиться свысока к представителям знатных родов, не умевших возвыситься до подобных мыслей. Ведь многие из этих родов боролись с Ираклием только за то, чтобы быть полновластными хозяевами в своих владениях!

Всю ночь в голове Бесики вертелись мучительные мысли, и он беспокойно метался в постели. Перед его глазами возникали то царевич Леван, то Давид Орбелиани. При мысли о величии их государственных помыслов и стремлений он казался себе мелким и ничтожным трусом, тогда как Леван и Давид, истинные рыцари, бесстрашно неслись навстречу бесчисленным врагам. Они мчались вперёд так, точно гнались за самой смертью, чтобы уничтожить её, и не боялись, что их самих могут изрубить враги. Они ничего не боялись — ни острых сабель врага, ни гнева государя.

— И я не боюсь! — вскричал Бесики, проснулся и вскочил с постели.

Вокруг не было ни души, царевич спал в соседней комнате.

Маленьким царевичам хотелось поехать на свадьбу Анико, куда решено было взять лишь одного Иулона, как старшего из всех. Второй по старшинству — царевич Вахтанг уверял, что он ничем не хуже брата, так как ему уже исполнилось десять лет. Тихий и застенчивый Теймураз не отставал от старших братьев. Следующий за ним — Мирная подражал Теймуразу. Одному было восемь, а другому семь лет, и их можно было принять за близнецов; если они плакали, то оба разом, дружно, как хорошо спевшиеся певцы.

Две старшие дочери Ираклия от Дареджан — царевны Мариам и Кетеван — старались успокоить братьев ласками и увещаниями, но так как они сами были недостаточно почтённого возраста — одной было пятнадцать, а другой четырнадцать лет, — царевичи не обращали никакого внимания на их уговоры и ревели всё сильнее и сильнее.

— Оставьте нас в покое, — накинулся Вахтанг на сестёр, — вы-то небось едете! Нацепили на себя новые платья, чтобы понравиться женихам…

— Что за глупости ты болтаешь! — рассердилась Мариам на брата.

— Я всё знаю, — упрямо продолжал Вахтанг. — Ты кривляешься перед Давидом Цицишвили, который ходит без усов, точно патер… А ты, Кетеван, стараешься понравиться Иоанну Мухран-Батони.

— Убирайся отсюда! — накинулась на него Кетеван.

— Иоанну Мухран-Батони, Иоанну Мухран-Батони! — выкрикивал Вахтанг, убегая от Кетеван. — Лысому Иоанну Мухран-Батони!..