Бесики

Вначале, как известно, Ираклий одобрил мысль царевича Левана о создании призывного войска и даже созвал по этому поводу особое совещание, но сейчас, после неудачного похода на Ахалцих и разорительных набегов горцев, он перестал верить в осуществимость этого дела. Он не надеялся собрать войско в истощённой войнами и разорённой разбоем стране. Он скорее готов был теперь согласиться с Чабуа Орбелиани, который утверждал, что грузины не способны к несению постоянной воинской службы.

У Чабуа появился единомышленник в лице нового зятя государя, Давида Цицишвили, которого Ираклий назначил тбилисским градоправителем и сардаром. Давид был потомком грузинского князя, уехавшего в Россию вместе с царём Вахтангом, и Ираклий породнился с ним, чтобы заручиться поддержкой этого знатного рода и тем самым свалить ещё один столп из тех, на которые опирался его соперник, претендент на карталинский престол, Александр Бакарович (те же соображения заставили Ираклия породниться и с Иоанном Мухран-Батони).

В душе Давида Цицишвили жило неистребимое, унаследованное ещё от предков убеждение, что единственный путь к спасению Грузии — вступление в подданство России. Он часто беседовал об этом с Ираклием в присутствии Чабуа. В то время как Давид Орбелиани с утра до вечера работал в нижнем этаже дворца с переписчиками, не щадя своих сил ради успешного выполнения своего замысла, в верхнем этаже дворца Давид Цицишвили и его родственник Чабуа Орбелиани уверяли Ираклия, что со дня на день надо ждать прибытия русских войск и что тогда, слава всевышнему, государь и весь народ получат желанный отдых. Давид Цицишвили клялся царю, что императрица не посмеет отказать католикосу, что она обязательно пришлёт войска и что напрасно Давид Орбелиани трудится сам и заставляет трудиться людей — из его затеи всё равно ничего не выйдет.

Слушая рассказы о происках своих противников, Давид спокойно продолжал своё дело. Составив подробные книги учёта населения, подведя итоги и сопоставив все данные, он выяснил, что Грузия способна выставить семьдесят тысяч бойцов одновременно, а при установлении месячной очерёдности может держать под ружьём постоянное войско не менее чем в пять тысяч человек. Давид был очень доволен полученными результатами. По предварительным расчётам Давида, пяти тысяч человек было совершенно достаточно для того, чтобы обуздать разбойничающие в Грузии шайки горцев.

Результаты переписи помогли Ираклию перенести тяжёлый удар, нанесённый ему известием о неудаче петербургских переговоров.

Сообщение гонца, высланного Леваном с дороги, сразило царя, утомлённого напряжением походной жизни. Он долго сидел молча, словно окаменев. Чабуа и Давид Цицишвили боялись взглянуть ему в глаза и только переспрашивали гонца — не ошибается ли он и не скрывает ли царевич правду, чтобы неожиданно обрадовать отца?

— Хорошо было бы, если бы так… Но, увы, всё, что я рассказал, — правда!.. Видели бы вы, что у нас творилось перед отъездом из Петербурга! Мы не знали, как показаться на глаза государю с такими вестями.

Выход указал старший зять. Давид ободрил Ираклия и рассеял его опасения, подробно изложив ему итоги переписи. Всё было готово к введению воинской повинности. Призвав население к воинской службе, можно хоть сегодня собрать войско в пять тысяч человек.

Ираклий, который до сих пор равнодушно относился к неустанным трудам Давида, на этот раз слушал его с напряжённым вниманием и долго просматривал представленные ему учётные книги. Явно пристыженный, он с преувеличенной любезностью старался искупить свою вину перед зятем. Он даже не выехал навстречу сыну и целый день провёл во дворце. Только вечером, когда Антоний и Леван со своей свитой уже подъезжали к Тбилиси, Ираклий выехал за городскую заставу встречать их. Он обнял сына, благословился у патриарха и поздравил обоих с благополучным возвращением.

Потом, во дворце, он до утра слушал их отчёт о поездке в Петербург.

Дальний путь и более чем двухлетнее отсутствие сделали своё дело: Бесики, казалось, совершенно забыл о прошлом. Здесь, в своём родном городе, он часто в былые дни испытывал страх перед судьбой; захваченный водоворотом страстей и событий, он не раз рисковал своей жизнью, но сейчас всё переменилось, и Бесики не боялся больше ни встречи с Анной, ни царского гнева. Путешествие закалило его; он много видел и много испытал.