Бесики

Дареджан, как бы извиняясь, ещё раз упомянула о своих сыновьях, ради которых она уезжает в Телави, и поспешила в свои палаты.

Анна направилась в маленький французский будуар, где сидели с распущенными волосами, безудержно рыдая, Тамара, Майя и маленькая Анико.

— Твоя мачеха едет в Телави, — сказала Анна Тамаре, — спасает себя.

— Пусть едет куда хочет! — порывисто воскликнула Тамара, — Пусть едет, пусть…

Их разговор прервал необычайный шум, раздавшийся за окном.

Тамара подбежала к окну, а Анна обратилась к Майе:

— Что случилось? Неужели уже вошли русские? Пойди узнай.

Майя выбежала из комнаты.

— Что это значит? Народ бежит ко дворцу…

Не успела Анна договорить, как в комнату вбежала Майя и закричала:

— Гонец!.. — Она зашаталась от волнения, но, собравшись с силами, отрывисто крикнула: — Победа!.. Царь истребил всё турецкое войско!..

— Майя, что ты сказала? — воскликнула Анна.

— Помогите… — прошептала побледневшая Тамара и упала на пол.

Обморок Тамары продолжался недолго. Её привели в чувство, и вскоре все четверо очутились на крыльце, выходившем на дворцовую площадь.

Всё население города, от мала до велика, спешило на площадь. Побросав без присмотра дома, мастерские и лавки, люди, перепрыгивая через плетни и каменные ограды, бежали к дворцу.

Гонца так тесно обступил народ, что не видно было даже его коня. Широкоплечий Гогия Фатрели, улыбаясь, умолял народ пропустить его во дворец.

Когда на крыльце показались Дареджан, Тамара, Анна и придворные дамы, Гогия выхватил пистолет, выстрелил в воздух и, оттеснив окружившую его толпу, подскакал вплотную к ступеням. Он спрыгнул с коня, опустился на колени и обратился к царице:

— Да не лишит господь и впредь своих милостей моего царя Ираклия!

— Пусть бог пошлёт и тебе, сын мой, удачу, — ответила Дареджан и, подозвав своего главного казначея, Осепа Корганишвили, взяла из его рук тяжёлый кошель с золотом и, развязав, обрушила на голову Гогии золотой поток.

Подняв голову, Гогия подробно рассказал обо всём.

Шум на площади всё нарастал. Раздались звуки зурны. Потом зазвонили в колокола. Народ нетерпеливо ловил каждое слово вестника, и стоявшие ближе передавали услышанное остальным. Когда вестник сообщил Дареджан, что царь с войском должен быть уже на Вере, весь народ устремился встречать Ираклия. У городских ворот образовался такой затор, что невозможно было проникнуть за стены. С трудом очистили путь католикосу, который нёс чудотворную икону Анчисхати. За ним шло духовенство в парадном облачении. Затем следовала царица в сопровождении придворных дам и вельмож.

Народ двумя потоками, обходя ряды вельмож и опережая их, спешил к Вере.

Впереди бежали дети, резвясь и крича. За ними, со смехом, поспевали девушки в развевающихся шёлковых шарфах.

Анна и Майя шли степенно среди придворных. Они готовы были бежать навстречу войску, но этого не позволит этикет. Маленькая же Анико, ускользнув, присоединилась к девушкам и вместе с ними опередила вельмож и придворных. Когда она увидела войско, шедшее к крепости, она, как лань, устремилась к нему.

Взволнованный и усталый Бесики вбежал в свою комнату. Столько шума, криков, объятий ему ещё не приходилось видеть.

Он сел на стул. Снял с шеи шёлковый платок.

Бесики только теперь вспомнил: первой встретила его маленькая Анико и накинула ему на шею этот платок.

Он развернул его и прочёл вышитые на нём слова: «Ах, поцелуют небеса Рион, когда вернётся к нам Бесарион».

Юноша улыбнулся и бросил платок на тахту. Раскрыл сундук, чтобы вынуть нарядный придворный костюм. Он собирался в баню с Леваном и Давидом.

В дворцовом зале накрывали большой парадный стол. А в городе уже пировали. Со всех сторон слышались звуки зурны, тари и дайры.

Бесики достал из сундука шёлковое бельё, архалук, папаху.

Под руку попались какие-то бумаги. Развернул одну из них и вздрогнул.

«Со стройным станом, благоуханна, пришла желанная!»— прочёл он стихи, посвящённые Анне. Он только что видел её издали, проезжая в ворота города. По её щекам текли слёзы.

Бесики поспешно спрятал обратно в сундук листок со стихами и вышел из дому.

В сводчатой бане Леван и Давид уже раздевались.

— Бесики, тебя встретила твоя Гульнар? — спросил, смеясь, Давид.

— А как твоя Джаваира, по-прежнему красива? — отпарировал Бесики.

Друзья, как дети, брызгали друг на друга водой и хохотали. Потом долго наряжались, и когда покинули баню, уже смеркалось.

Нарядно одетые, мягко ступая, вошли они в главный зал. Толстые восковые свечи распространяли такой обильный свет, что отделанные зеркалами стены и потолок блистали, словно усыпанные алмазами.

Зал наполнился разодетыми дамами и вельможами. Они стояли группами в ожидании выхода царя и царицы. Одни развлекались стихами и шутками, другие беседовали о походе, восторгались храбростью и военным искусством Ираклия. Все были празднично настроены.

Тамара с Анной сидели в углу зала. Приятельницы о чём-то шептались и временами тихо смеялись.

— Вот и наши рыцари, — сказала Тамара, кивнув в сторону вошедших в зал Левана, Давида и Бесики.