Бесики

Вошедшие сделали общий поклон и направились к Анне-ханум. Они приветствовали вдовствующую царицу и почтительно поцеловали у неё руку, потом подошли к Анне и поздоровались с ней.

Тамара взяла за плечо Левана и, повернув его направо и налево, заявила:

— Хорош!

Потом осмотрела Бесики.

— А ты ещё лучше…

— А каков он? — смеясь, указал Бесики на Давида.

Тамара, чуть нахмурившись, искоса взглянула на Давида и дала понять Бесики, что и тот не хуже своих друзей.

Три друга обходили зал и приветствовали дам по старшинству.

Во втором зале, более обширном, с золочёными колоннами, суетились пареши. Они расставляли на столе фарфоровую посуду, серебряные блюда и хрустальные бокалы.

К Левану подошёл камергер и шепнул ему на ухо:

— Царь изволит запаздывать, но я не могу решить, по какой причине. Подошёл я к дверям, кашлянул несколько раз, но никто не отозвался. Может быть, вы соизволите к нему пройти, царевич?

К Ираклию без разрешения никто не мог входить, кроме Левана. Он в знак согласия кивнул головой камергеру и позвал Давида и Бесики.

— Идём к отцу, попросим его пожаловать в зал.

Втроём они проскользнули за тяжёлые бархатные занавески, прошли коридор и поднялись на верхний этаж. Леван смело открыл дверь, отделанную серебром, а Давид и Бесики остановились у порога в почтительном ожидании. Леван шагнул в комнату, но тотчас остановился и рукой дал знак друзьям не шуметь.

Ираклий, одетый, спал на тахте. Он даже не успел переменить походного платья. Парадная одежда лежала рядом в кресле.

По ровному дыханию можно было убедиться, что утомлённый царь спал глубоким сном.

Давид и Бесики, вытянув шеи, заглянули в комнату. Леван на цыпочках перешёл комнату, взял лёгкую белую бурку, острожно накрыл его отца и бесшумно вышел из комнаты, прикрыв дверь.

— Вздремнул наш лев, — прошептал Давид. — Идём, не будем его тревожить.

— Состарился отец, — задумчиво сказал Леван. — Первым раз вижу, чтобы его взяла усталость.

Они вернулись в зал. Леван предупредил камергера, чтобы он не беспокоил уснувшего царя.

Скоро музыканты, помешавшиеся на хорах, настроили инструменты, и загремела музыка.

Центр зала быстро опустел. Мужчины отошли к стенам, а большинство дам расселось в кресла; остальные вместе с с мужчинами, образовав круг, стали хлопать в ладоши.

Известный царский танцор Бека Хетагури плавно вбежал в круг, слегка покачиваясь, и, с неуловимой быстротой перебирая ногами, понёсся по паркету. Улыбаясь, он повёл глазами, выбирая, кого пригласить на танец. И вдруг, сорвавшись с места, скользнул с середины зала к маленькой Анико и опустился перед ней на колено.

Анико, сделав несколько шагов, словно крыльями, взмахнула руками и поплыла по залу, будто её нёс нежный ветерок.

Когда девушка оказалась около Бесики, она взглянула ему в глаза и чуть заметно улыбнулась.

Бесики вздрогнул, потом посмотрел на старшую Анну.

Та сидела в кресле и хлопала в ладоши. Она глядела на Бесики. Щёки её заливал румянец. Уста алели.

И Бесики словно почувствовал прикосновение этих губ. У него закружилась голова, и он вышел из зала.

Город, над которым простёрлась апрельская тёплая ночь, сверкал тысячами огней. На каждой кровле, в каждом углу, в духанах, мастерских и на площадях — везде, как расцветающие маки, пылали факелы, светились стеклянные и бумажные фонари и горели костры.

В зареве ярких огней выступали устремлённые ввысь башни Нарикальской крепости.

На дворцовой площади рыжебородый шваб пускал со станка ракеты. Они кометами рассекали тёмную синеву неба и, взрываясь, рассыпались многоцветными искрами.

Тбилиси торжествовал победу.

Книга Вторая

Против Сионскою собора, около первых лавок сапожного ряда, начиналась узенькая улица, поднимавшаяся по направлению к крепости. На одной стороне этой улицы, тут же за углом, высилось здание суда, через дорогу от него стоял двухэтажный дом книжника Иасэ. Верхний этаж дома занимали жилые комнаты хозяина, половина нижнего была отведена под лавку, где он торговал книгами и бумагой. Через всю лавку тянулся широкий прилавок, стены до потолка были уставлены книжными полками. Вторая половина нижнего этажа представляла собой просторное помещение, в котором вокруг большого стола сидели ученики Иасэ и с утра до вечера писали. Один переписывал книгу, другой занимался переводом, третьи, достигшие звания мастера, писали жалобщикам прошения в суд. Клиентов этого рода у Иасэ было множество, ибо, как уже говорилось, здание суда находилось прямо против его дома и судья — мдиванбег Иесе Осесдзе — смотреть не хотел на прошения, если те не были написаны учениками книжника Иасэ. По этому поводу в городе даже сложили шутливую поговорку: если хочешь выиграть дело в суде, причастись у Иасэ и благословись у Иесе.