Бесконечная. Чужие (СИ)

Тут мне было лет шесть, и родители с готовностью адаптировали для меня зубную фею, которой, как они потом рассказывали, не было у них. С каждым выпавшим зубом требование мое не менялось, но взрослые почему-то не догоняли и пъродолжали «записывать напоминания для зубной феи». Кстати, бабло под подушкой я находила не всякий раз, может, отчасти поэтому и выросла не в конец меркантильной и в общем-то нейтральной по отношению к деньгам особой.

Меня потчевали другими сюрпризами, я терпела. Последним обоюдным родительским сюрпризом должна была стать цель нашего совместного путешествия на каникулах, но я так и не узнала, куда мы собирались поехать. Вместо этого незадолго до каникул родители сообщили мне, что расходятся. Так я впервые столкнулась с разрывом незыблемого. На тот момент мне хватило, хоть шок от этого был значительно меньше, чем от Михи с его мишками много лет спустя.

Мне было тринадцать и особой наблюдательностью в межчеловеческих делах я тогда не отличалась. Потому причину, преподнесенную мне в виде «у нас не осталось общих интересов», приняла, как правдоподобную, а на раскапывании сути вещей в виде «папа нашел моложе и загулял, но человек она хороший» не настаивала. Не знала, например, что она с «хабилитационной» папе помогала, публикации его редактировала.

Против отца я не ожесточилась, тем более что не было, за что: на самых азах он старался исправно включать меня в свою новую жизнь и делал это не только добросовестно, но и, кажется, искренне.

Жалеть маму вроде как тоже было некстати, но иногда почему-то хотелось. У нее не было «второй семьи», а была только я.

Вторая семья. Кто была у отца вторая семья, кто первая? Я никогда не пыталась вникать в тонкости определений. С какого момента то, что обычно появляется в таких случаях, можно считать второй семьей, а с какого момента – первой.

«Доченька, у папы теперь вторая семья».

«Да, мам, я знаю, я была у них».

Впервые я увидела Паулу – кудрявого темноволосого ангелочка – на свадьбе у отца и Пины – Прозерпины, теперь его второй жены, симпатичной, молодой и не менее кудрявой, чем Паула. Впервые в жизни я была на торжестве без мамы и казалась себе почти взрослой.

На фотосессию молодых Паулу совали на все фотографии. Вернее, она сама уцепилась за платье Пины и не давала себя увести. Было ей четыре года, а мне – четырнадцать, но отец почему-то решил, что я могу обидеться, поэтому фотографироваться с ними позвали и меня.

Я стала рядом с отцом, но Паула рванула ко мне, стала отпихивать, вопить: «Уходи... уходи...» Пине было страшно неловко, и она попыталась приструнить Паулу, а отец – погладить по блестящим каштановым кудряшкам. И тогда Паула ударилась в рев и с криком: «Мой папа!» - изо всех сил пнула меня в ногу. Я лишь потирала «травмированное» место – больно, блин. Но что делать, думала, маленькая же, хоть и злючка невоспитанная.

Не помню, наказали ее или просто взяли на руки, но позднее, в самый разгар праздника Паула куда-то исчезла. Ее хватились и начали всей свадьбой обыскивать ресторан.

Я нашла ее на кухне. Вся перемазавшись, она сидела на полу и запихивала в рот пирожное, не знаю, какое по счету. Когда я попыталась заговорить с ней и отвести к ее матери и моему отцу, Паула сердито посмотрела на меня и промямлила: «Ты что, не поняла? Уходи! Это больше не твой папа! Это мой папа!» И хоть за последние пару часов ничего не поменялось, и она была все тем же ребенком четырех лет, а я – подростком на десять лет ее старше, я, не спуская с нее глаз, сообщила во всеуслышание: «Вот она!» - а ей сказала тихо и зловеще: «Нет! Мой! МОЙ!!!»

Когда через несколько секунд подоспела Пина и, бросив мне благодарный взгляд, подхватила на руки нашедшуюся Паулу, та была пунцовой и совершенно невменяемой – кричала, брыкалась, кусалась и дрыгалась во все стороны, рискуя с рук Пины грохнуться обратно на пол. Платье Пины из молочно-белого в момент превратилось в разноцветный клоунский наряд. Да у нее и без того был такой вид, будто ей только что заехали тортом. Справиться с Паулой смог только отец, но праздник на этом закончился, и все разъехались по домам.

Мне до сих пор неприятно вспоминать про мой косяк с этой маленькой заразой. Другого отца, кроме нашего, у нее никогда не было. Потом, конечно, я «отошла», кажется, «переросла» и Паула, но чувства наши по отношению друг к другу так и остались прохладными. Наверно, поэтому я не люблю ее: какое-то время мне казалось, что она сказала правду, и отец не только ушел от мамы к Пине, но и от меня отказался ради нее, Паулы.

Вторая семья...

«Слушай, мам, давай тоже заведем себе вторую семью?»

«Катюш, только вот не надо сейчас истерить».

«Я не истерю, мам».

«Ка-ти-ка, а у нас для тебя сюрприз. Мы...»

Я у них. Отца и Пины. Мне лет пятнадцать. Меня иногда приглашают к ним в Веддинг, вернее, я сама туда приезжаю. Нашей старой трехкомнатной квартиры больше нет, мы с мамой живем теперь в двушке во Фридрихсхайне. Отец еще преподает в Институте Техники, тогда – Институте Бойта. Они с его семьей поселились неподалеку, да так там и остались.