Бесконечная империя. Россия в поисках себя

Во-вторых, монголы радикально перевернули отношение русских к пространствам и методу контроля над ними. В целом кочевые племена всегда демонстрировали уникальные возможности перемещения по сухопутным территориям — в отличие от европейцев, которые со времен Финикии и Греции доказывали свое превосходство во владении водными путями. Русь в период до монгольского завоевания была в этом отношении страной несомненно европейской: она зародилась вокруг речного и морского торгового пути из Балтики в Черное море; русские активно использовали пути коммуникации по Дону и Волге и далее через Каспий; проникновение новгородцев на Север и в Сибирь шло через систему рек и побережье Карского моря в низовья Оби[204]. Отличие монголов от большинства кочевых племен времен Великого переселения народов заключалось в том, что они не просто преодолели огромные пространства, но и создали систему управления ими, в основе которой лежали «государственная» система «реперных точек» (позже в России превратившихся в «ямы»[205]) и совершенная организация почты и передачи приказов. У монголов не было больших успехов в морских экспедициях (хотя они достигали побережья Японии и доходили на юге до Тайваня и Явы[206]), однако на суше им не было равных (неудачами закончились только их сверхдальние походы во Вьетнам и Бирму). В течение полутора веков монгольского доминирования Русь глубоко познакомилась с этой новой системой организации пространства: получавшие от великих ханов ярлыки русские князья порой не единожды в своей жизни проделывали путь до Каракорума и обратно, не говоря о бесчисленных визитах в Орду[207]. Одной из основных вассальных обязанностей русских князей была организация и поддержание устроенных по монгольской традиции центров сообщения в собственных землях, а также обеспечение их и монгольских постоялых дворов конями и обслугой[208]. Иначе говоря, русские учились от монголов не только управлению обширными территориями, но и их элементарному обустройству, причем с использованием очень ограниченных ресурсов или даже за счет местных покоренных/вассальных народов. Значение этого «знакомства с пространством» для последующей экспансии на восток сложно переоценить.

В-третьих, взаимодействие с монголами изменило отношение к религии и к ее роли как инструменту доминирования/вовлечения. Монголы существенно отличались от большинства прочих средневековых завоевателей своей веротерпимостью. Поклоняясь богам Неба и Земли, не чуждые идолопоклонничеству и шаманизму[209], они вплоть до принятия прилегающим к Руси улусом Джучи ислама в первой половине XIV века строили свою идентичность на принадлежности не к религиозной, а к племенной и государственной общности. В каждой из покоренных территорий монголы пытались превратить местное духовенство в важнейшего проводника своей политики, нигде не ограничивая ни свободу вероисповедания, ни права священнослужителей; главным принципом было сохранение у покоренных народов их прежних верований и пресечение преследований на основании религиозных предпочтений[210]. Прекрасным примером могут служить государства Средней Азии и Ближнего Востока, где монголы не только не притесняли ислам (несмотря на упорное сопротивление части мусульманских государств), но и с конца XIII века начали принимать эту религию как свою собственную, начиная с хана Берке и его братьев[211]. Русь не стала исключением: после ее подчинения монголам новые власти подтвердили практику взимания с местного населения церковной десятины; освободили храмы и приходы от любых видов налогов и дани, а священнослужителей и монахов — от обязательных повинностей; гарантировали неприкосновенность церковной собственности и владений[212]. Все эти привилегии обеспечивались специальными ярлыками, выдававшимися ханами или от их имени митрополитам и епископам (наиболее известными являются ярлыки от 1267 г. митрополиту Кириллу, от 1357 г. митрополиту Алексию, а также от 1379 г. епископу Михаилу[213], хотя на деле таковых, вероятно, насчитывались десятки и сотни), а платой за лояльность выступало поминовение монгольских владык в ежедневных молитвах и утверждение их божественной власти. Можно по-разному относиться к роли русской церкви в эпоху монгольского ига, однако нельзя отрицать того факта, что именно в этот период, видимо, оказались заложены основы русской религиозной терпимости, которая проявилась позже как одна из особенностей российского имперского проекта, никогда не знавшего религиозных войн или геноцида по признаку религии.