Бесконечная империя. Россия в поисках себя

В последнее время данный терминологический вопрос становится предметом масштабных теоретических спекуляций в связи с тем, что на идеологическом и политическом уровнях происходит столкновение концепции «русского мира», продвигаемой Москвой в качестве инструмента обоснования своих геополитических притязаний, с представлениями о многосубъектности той цивилизации, которая наследовала Киевской Руси. Предпосылки этой конфронтации политически и интеллектуально уходят довольно далеко в историю — можно вспомнить монументальный труд М. Грушевского «История Украины-Руси», впервые опубликованный в 1898–1936 гг.[348] Между тем для нас этот вопрос имеет большое значение не в качестве фундамента для спекуляций и взаимно уничижающих обвинений, а из-за его критической роли в определении того, чем, собственно, является многовековая история российского государства в системе имперско-колониальных «координат» — ведь от правильного определения как характера, так и названия формировавшейся в XV–XVI веках метрополии в значительной мере зависит, на наш взгляд, вся оценка российской имперскости.

В «круге первом»: колонии и Московская империя

История московской/русской колонизации берет свое начало с XVI века; на наш взгляд, более ранние походы — как, например, поход Даниила Холмского на Казань, закончившийся ее захватом в 1487 г., не могут считаться «точкой отсчета» просто потому, что они предполагали не «освоение» новых земель, но лишь формальную субординацию одного правителя другому. Колонизацией мы считаем лишь процесс освоения представителями определенного народа/государства земель и территорий, ранее не имевших к нему отношения, — причем такого освоения, в ходе которого эти земли и территории либо оказывались с течением времени населены преимущественно выходцами из соответствующей страны и/или их потомками, либо превращались в общества, организованные в соответствии с принципами и устоями, ранее присущими освоившим их народу или государству. В этом мы следуем первоначальному значению греческого слова αποικισμο′ς и позднейшего латинского colonia, обозначавших либо поселения, основанные выходцами из некоей страны далеко за ее пределами (что было наиболее характерно для финикийской и греческой колонизаций[349]), либо территории, захваченные определенным государством и позже начавшие развиваться под его неоспоримым культурным влиянием (что было довольно типичным лишь для более поздних экспансионистских экспериментов — македонского и римского[350]). Колониями в каждом из случаев можно считать как отдельные форпосты средиземноморских цивилизаций — от финикийских Карфагена, Кадиса и Палермо, а также греческих Массалии (Марселя), Сиракуз и Херсонеса до римских coloniae: Colonia Aquincum (Будапешта), Colonia Iulia Paterna (Нарбонн), Colonia Singidunum (Белград) и отдаленной Colonia Claudia Agrippiensium, современного Кёльна[351], — так и целые территории, которые были захвачены средиземноморскими державами, а затем социально и культурно преобразованы ими — от эллинизированного македонянами Египта[352] до римских Испании и Прованса III–II веков до н. э.[353], а затем и большей части Римской империи в ее границах времен начала династии Антонинов.

Если перенести этот подход на более близкую европейскую историю, то мы видим практически полное повторение приемов и методов античной колонизации в период cередины XV — начала XVI столетий. В это время европейцы пытались именно колонизировать отдельные заморские территории: сначала основывая в далеких краях свои форты и торговые поселения (такие, как португальские Ормуз, Гоа и Мелека, а также испанские Манила и Цилун и голландские Голконда и Батавия[354]) или «полномасштабные» колонии (как захваченные испанцами Доминикана или Куба, а также части Мексики и Южной Америки, французские Гаити и Луизиана либо британские Колония Массачусетского залива или Виргиния[355]). По мере упрочения европейского доминирования над миром отличия этих двух видов колонизации постепенно стирались — классическими подтверждениями этому может быть развитие голландской экспансии в Ост-Индиях или британской в Северной Америке. «Совершенными» образцами подобной колонизации мы считаем случаи, в которых метрополии устанавливали тотальное доминирование над новыми территориями и либо практически полностью уничтожали местное население (как, например, в Австралии) или вытесняли его (как в британских колониях в Северной Америке), либо подчиняли его и «растворяли» в среде колонистов[356]. Дополнительный драматизм колонизации придавала распространившаяся в Новом Свете практика работорговли, в результате которой в 1500–1867 гг. от 11,9 до 12,5 млн (назывались и более высокие цифры, но они вряд ли выглядят достоверно) африканцев были насильственно перевезены в Южную и Северную Америку[357] и в конечном счете поспособствовали формированию там (где быстрее, где медленнее) новых этнических общностей.