Читаем Бесконечная шутка полностью

Как и в случае La Culte du Prochain Train, Культ бесконечного поцелуя регионов добычи железной руды вокруг залива Святого Лаврентия вырос из периодического соревнования турнирного типа, в котором участвовали 64 половозрелых канадца, половиной которых выступала прекрасная половина человечества [270]. Т. о., в первом раунде предстояло стакнуться 32 парам, каждая из которых состояла из квебекских юноши и девушки». Сбит пытается набрать Хэлу, но натыкается только на его нудное сообщение на автоответчике; можно вообще говорить «стакнуться» в значении «столкнуться», это разве не противоположные вещи? Сбит представляет, как ученого из «Диких идей» к этому моменту уже унесло в далекие края: сидит, в глазах двоится, голова качается, прикрывает ладонью один глаз, чтобы хотя бы видеть один экран, печатает носом. Но с саморазрушительной доверчивостью, свойственной многим плагиаторам, какими бы одаренными они ни были, Сбит берет и безапелляционно вставляет «стакнуться», все это время представляя в красках бэкхенды и форхенды пощечин. «Одна половина каждой пары, избранная голосом большинства, наполняла легкие воздухом до предела, в то время как вторая при этом максимально выдыхала, чтобы опустошить свои. Их губы смыкались и быстро запечатывались окклюзионной повязкой культистом-организатором, который затем мастерски применял большой и указательный пальцы, дабы герметизировать ноздри противников. Т. у., начало битве Бесконечного поцелуя положено. Все содержимое легких избранно вдохнувшего игрока орально выдыхалось в опустошенные легкие его или ее оппонента, который/ая, в свою очередь, выдыхал/а вдох первоначальному обладателю, и ч. т. д., туда-сюда, следует обмен туда-сюда одной порцией воздуха, со все более спартанской пропорцией кислорода и углекислого газа, пока организатор, удерживающий их ноздри в закрытом положении, не объявляет того или иного противника, либо павшего вниз на землю, или потерявшего сознание на ногах, „evanoui", или, „лишившимся чувств". Теоретика соревнования кладет начало тактикам терпения, направленным на истощение, на измор, свойственным традиционным Quebecois Separatisteurs, таким как Les Fils de Montcalm и Fronte de la Liberation du Quebec, противоположным кровожадности и рискованности покалеченных выходцев народного культа „Le Prochain Train". Фигуральной целью соревнования „Baisser" считается – согласно Фелпсу и Фелпсу – использовать данный ресурс с максимально исчерпывающими степенями эффективности и стойкости, прежде чем извергнуть его туда, откуда он появился, – стоическая позиция по отношению к утилизации отходов, которую Фелпсы несколько бесцеремонно применяют, чтобы проиллюминировать относительное безразличие монкалмистов к континентальной Реконфигурации, которая, в свою очередь, для Les Assassins des Fauteuils Rollents составляет весь „raison de la guerre outrance" [271]».

304. (так она тогда думала)

305. Некоторые из лучших ее и Джима споров касались коннотаций фразы «Критиковать любой может», которую Джим обожал повторять на все лады ироничной многосмысленности.

306. Джоэль ван Дайн и Орин Иканденца оба помнят, что первыми заговорили именно они. Непонятно, кто из них путает, и путает ли, хотя интересно отметить, что это единственный из двух случаев, когда Орин считал себя заговорившим первым, – второй был со «швейцарской моделью рук», на обнаженном боку которой он неистово чертит знаки бесконечности все время отсутствия Субъекта из «Момента».

307. = точка зрения.

308. В торговом центре «Честнат Хиллс» на Бойлстон / Шоссе 9, мимо которого команда А ЭТА ковыляет несколько раз в неделю, на пробежках, – сетевой ресторан, но первоклассный и славный, а в бруклайнском «Лигале» особенно славный выбор морепродуктов, и метрдотель, оказывается, знал доктора Инканденцу, и назвал его по имени, и принес ему первое и второе, даже не спрашивая.

309. Жаргон: «Исследования Кино/Картриджей».

310. Трехсторонний североамериканский иммиграционный бюрократический аппарат.

311. Жаргон бостонских АА. НЗ – это «Никто не застрахован», ломик против отрицания у людей, которые любят сравнивать свои и чужие жуткие последствия злоупотребления, суть которого в том, чтобы показать, что бомж с носками вместо перчаток, заливающий зенки Листерином в 07:00, всего лишь в паре шагов дальше по той же самой скользкой дорожке, на которую уже вступил ты, когда Пришел. Или что-то в этом роде.

312. Бюрократический аппарат по распределению квебекских пенсий, из-за которого отец Марата, ныне усопший, не получил ничего, кроме б/у кардиостимулятора «Кенбек».

313. См. примечание 304.

314. Маратовское malentendu слова «проживание».

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги