Бесконечная суббота (СИ)

Асессоры, архаты, какие-то невнятные поиски... Мысль о собственном безумии показалась Еремееву куда менее привлекательной, чем недавняя идея о безумии незваных гостей.

- Мне бы позавтракать... - жалобно сказал он.

***

Плотная снежная туча накрывала полгорода - она висла над городской администрацией, речкой, мостом к цирку и ведущей вверх, в Калинино, старой ржавой моноколейкой. Ветер гнал по сухому мёрзлому асфальту тонкие ледяные струйки позёмки, трепал растяжки с рекламой и закрадывался за воротник.

- Я так ничего и не понял, - Еремеев шагал, зябко кутаясь в синюю стёганку, карманы которой были оттопырены целой кипой прошло- и позапрошлогодних счетов, штрафов и квитанций налоговых сборов. - Куда мы, зачем мы, и как вам вообще удалось вытащить меня из дома.

- Вы, главное, не переживайте, - с готовностью откликнулась девочка. - Постижение редко приходит сразу. Обычно это непростой затяжной процесс. И, если помните, мы едем к Зое, потому что она не берёт телефон.

Он так и не понял, зачем утром позвонил ей - то ли рассчитывая на помощь, то ли просто для того, чтобы пожаловаться. А Зайка не взяла телефон. Бывало, конечно, что и раньше не брала. И не раз. Но если учесть, что накануне она весь послеработний вечер просидела у подруги, страдающей от неудачной любви, и вернулась домой вся в слезах, соплях и претензиях к тем пятидесяти процентам их пары, которые представлял собой Еремеев, о чём и не замедлила тогда же, вечером, сообщить ему, обалдевшему от такой неожиданной причастности, то сегодняшняя тишина в трубке была странной и неестественной.

Дом Зайки, пристроившийся на отшибе - на пересечении Подлесной и Космонавтов, был по-субботнему тих и неприветлив. В окнах её, выходящих в безлюдный двор, тоже было темно и пусто. Всё то время, пока Еремеев топтался у двери парадной, вспоминая код и этаж, дети терпеливо стояли в сторонке и подошли только тогда, когда замок щёлкнул.

- Второй этаж, - сам не зная зачем, сказал Еремеев.

Зайка ждала их в дверях, сонная и растрёпанная.

- Ого! - зевнула она. - Это что у тебя за эскорт? Только не говори, что твои.

- Издеваешься, - констатировал Еремеев. - А зря, между прочим, потому что они теперь отчасти и твои. Эти славные ребята собрались открывать сезон. У меня.

И развёл руками.

- Какой сезон? - снова зевнула Зайка. - На карусели, что ли, в местном ЦПКиО? - и посторонилась, пропуская их вовнутрь. - Так его только недавно закрыли.

- Сезон на постижение, - поджав губки, серьёзно сказала девочка и оглянулась на мальчика. - И оно карусели, конечно, не исключает, но в них и не нуждается.

- Странные какие-то у тебя дети, Горыч, - прошептала Зайка Еремееву на ухо прямо у них над головами. - Ты их не в Сколково случайно украл?

- Я их не крал, - обиделся Еремеев. - Но подозреваю, что почти купил.

И показал торчащие из кармана корешки разноцветных квитанций.

***

Ванная у Зайки была крошечная, вся увешанная полотенцами и запотевшая. Еремеева затащили вовнутрь чуть ли не насильно и заперли изнутри дверь.

- Ты чего?! - зашипела на него Зайка. - Дети не могут быть сами по себе! Родители, опекуны - кто-нибудь обязательно где-нибудь должен быть! Да за киднеппинг вообще положена статья!

Она глубоко вдохнула, шумно выдохнула прямо в опешившего Еремеева и уже спокойнее прошептала:

- Их надо отдать.

- Надо, - с готовностью согласился Еремеев. - Я что, против? А кому?

- Как "кому"?! - снова зашипела Зайка. - У нас что, сегодня утром полицию отменили?!

- Бог с тобой! - почти натурально изумился Еремеев. - Кто же её отменит?

Зайка возмущённо фыркнула, отодвинула его с дороги и вышла из ванной, на прощание покрутив у виска пальцем.

Дети по-прежнему стояли в прихожей.

- Ну, чего стоим? - вздохнула она. - Чай?

***

Отделение полиции было сразу за лесопарком.

Дорожка шла от автобусной остановки вглубь, мимо закрытого небольшого кафе, вдоль голой до синевы берёзовой рощи, между тощими кустами облетевшего на зиму барбариса.

- А знаешь...

Еремеев обернулся к шагающей рядом Зайке и внезапно замер на полуслове: за худосочными голыми берёзками громоздилось что-то огромное и почти нереальное. Оно было серым, мохнатым, спина его горбилась выше самых высоких берёз, между стволов которых прямо на Еремеева смотрел порядочных размеров внимательный шафрановый глаз.

- О, чёрт! - зажмурился Еремеев. - Я сплю. Господи, ущипни меня и дай проснуться!

- Горыч?..

Зайка обернулась, и глядящий на них глаз моргнул, поплыл куда-то в сторону, и там же, между деревьев, показался второй - такой же. Исполинская голова качнулась вверх, ушла выше деревьев и уже оттуда глянула на них снова: с интересом и даже почти с сочувствием.

Визга у Зайки не получилось: в тот самый момент, когда он уже готов был родиться, Еремеев по-быстрому обнял её за дёрнувшиеся было плечи, зажал ей рукой рот и прошептал в самое ухо:

- Тсс! Тихо, тихо, Зайка. Вспугнёшь.

Дети молчали. Оба.

Существо выгнуло над рощицей длинную драконью шею и шумно вдохнуло, принюхиваясь. Еремеев отпустил свой "захват", ещё раз показал "тсс!" и поймал себя на мысли о том, что завизжать теперь хочется ему самому.