Бесконечная жизнь майора Кафкина

Господи, да что же это? Поднявшись, Титов огляделся и тут же увидел прямо перед собой с той стороны решетки Пухова. Старик беззвучно хохотал, указывая на него пальцем. Он просто давился от смеха. «Маразматик окончательно свихнулся!» – понял Титов.

– Что, товарищ, пробудились? – обратился к нему Пухов. – Вот и все, любезнейший. Ку-ку! Ставил опыты на мышах-мокрицах, на макаках, а теперь и сам в клетке, ха-ха! Начинается ваш процесс, «господин К». Отольются волку слезы!

Тут невероятная ярость исказила ботоксное лицо спятившего старика, и он, не сдерживаясь более, заорал:

– Погубил, паскуда, дочь мою? Вколол ей, негодяй, свое снадобье приворотное?

Полыхнули зловещим светом глаза Кощея, и понял Титов, что обвели его вокруг пальца и не видать ему теперь ни премии Нобелевской, ни свободы! Опоил, видать, старый паук чайком; похоже, снотворным разбавил. Беда-то какая…

Ох, недооценил он Кощея! Унюхал-пронюхал старик тайну, что унесла с собой дочь его и знал о которой лишь один Антон Карлович. Да, было дело, сумел он убедить Татьяну принять тогда препарат. Но если рассудить трезво, то и сам он до этого испытывал на себе кое-что. У него все обошлось, и лицо с телом в юность возвращаться стали. А что померла Татьяна, так от этого в науке никто не застрахован. Вот и Пастер рисковал…

Подумал было Титов объяснить все старику: дескать, вам, папаша, какой прок будет, если я тут в клетке сидеть стану? Без меня и исследований моих и вам – крышка! А только, еще раз взглянув на Пухова, понял он, что нет, все бесполезно. Спятил, окончательно спятил старик. А ведь он еще и вколоть мог. Запросто! Новейший эликсир, который остался здесь для опытов. А в нем – неопробованная пока доля от акантастера. Рассчитано все на сверхбыстрый метаболизм.

Эх, каких планов было еще недавно громадье! А теперь перед ним стоял Кощей-маразматик и трясся, как припадочный. Было в нем, в его безумных глазах уже нечто совсем нечеловеческое, и безжизненное мерцание их напоминало скорее взгляд робота. Терминатора – посланца из будущего.

– Будь ты проклят! – гаркнул Пухов.

Миллиардер вошел в кабинет. Двенадцатое октября, очередной день рождения. Девяносто семь лет. Для чего жил эти годы, что приобрел? Океаны нефти, миллиарды долларов?

За окном неспешно скользили по пруду лебеди и утки. Вот кому можно позавидовать! «А еще лучше быть простой бабочкой, порхать себе беззаботно и пить нектар», – подумал Пухов, и нахлынуло на него тотчас из тайных космических глубин диковинное состояние легкого кружевного полета.

Он раскрыл любимую книгу и перечитал в тысячный уже раз: «Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар… И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно… О боги, боги мои, яду мне, яду!..»

Тут сильно сдавило Юрию Ильичу сердце, и стало вдруг тяжело дышать. Бессмертие? Какое-такое бессмертие?

«И познаете истину, и истина сделает вас свободными». А в чем истина? В том, что все на свете имеет конец и бесконечен лишь Сотворивший все это? Может, Он и есть настоящий Проект «Б»?

И осознал Пухов-Кощей, что пришел его черед. Явилась ему с необыкновенной ясностью строчка из песни любимого некогда Игоря Талькова: «Наступает момент у последней черты, когда каждый из нас вспоминает о Боге!» Явилась и заставила застонать бессильно и тоскливо. Неужели жизнь прошла зря? Неужели ничем не отличилась она от существования утки на пруду или гидры? А может, зачтет Всемогущий, что давал он деньги ученым? Ведь не только для себя старался. Он помрет, но ведь другим польза будет? Слава богу, хоть оставил на Земле потомство, в дочку гены влил, та – во внучку; хоть так вот перенес частичку себя дальше в будущее.

«Вот и кончен полет, – подумал он со слезливой сентиментальностью. – Ксюше все останется по завещанию, а уж она, дай бог, правильно распорядится. Попить бы…»

Мысли начали путаться. Он то воображал себя капустной гусеницей, то пауком со стремительной боковой походкой, то бестелесной эфирной субстанцией… Пухов потянулся к стакану с минералкой, и это движение окончательно отняло у него последние жизненные силы. Уронил голову, и свет для него померк. Навсегда?

Глава 8 Наследница

Стоял замечательный октябрьский день, не жаркий и не холодный, а именно такой, когда синее безоблачное небо, деревья с разноцветной листвой, застывший в безветрии пруд с лебедями и утками и чистый прозрачный воздух рождают на душе философские мысли. Природа словно бы медленно умирала, чтобы воскреснуть потом, когда придет время.

На открытой площадке Мраморного дворца сидели Ксения, Борис Розе и епископ Исидор, одетый на этот раз в простое монашеское облачение. Ксения уже вступила в наследственные права. Несколько дней назад Розе сделал ей предложение, и теперь им оставалось лишь выждать время, необходимое для траура по умершему деду.