Бесконечное падение

Мужчина стоит лицом к окну, рассеянно вглядываясь в пейзаж за окном пятого этажа государственного учреждения, а я сижу лицом к нему на краю постели, застланного белым накрахмаленным бельём, и комкаю между пальцами подол больничной рубашки, которую выдали не так давно.

— Я не устала, — отзываюсь тихонько.

Рядом лежит чистая одежда, которую предусмотрительно взял с собой муж. Надо бы переодеться, но на самом деле сил не осталось ни на что. Внутри до сих пор сплошная пустота, а разум отказывается анализировать былое. Может быть, в первую очередь потому, что до сих пор не могу поверить в то, что Агеев специально и целенаправленно провёл меня через всё это.

— Жаль, что ты его не застрелила, — равнодушно произносит муж, будто бы и не говорит ничего такого из разряда вон выходящего. — Хотя я и так знал, что ты не способна на такое, но всё же… — дополняет задумчиво.

Федеральный судья, давно и жестоко превысивший свои служебные полномочия, да и вообще всю полноту разрешённого рода деятельности, трёт наружной стороной ладони подбородок и по-прежнему не смотрит на меня. Мне же требуется не меньше минуты, чтобы понять, что Агеев только что упомянул о младшем из братьев, а не о старшем… Почему-то кажется, будто, поступи я подобным образом с ними обоими, он и тому тоже был бы несказанно рад.

— Слышал бы тебя сейчас кто-нибудь ещё… — хмыкаю недовольно. — Обязательно было дожидаться пока я выпущу пару патронов? Прежнего мало было что ли вам? — добавляю в укоре. — Не считаешь, что это уже чересчур, а?

Приступ негодования во мне настолько силён, что душит. Жадно и шумно я втягиваю воздух, но никак не могу надышаться. Будто весь кислород вокруг изъяли в наказание свершённому мною.

— Зато теперь Лебедева как миленькая даст показания, которые существенно помогут хода дела, — равнодушно отзывается он. — Арсений неба не в клеточку больше не увидит.

Долго и размышлять не надо, что этот вариант Рома тоже заранее просчитал. Не удивлюсь, если вообще специально всё к тому подвёл.

— Ну да, конечно, — хмыкаю в презрении.

Отворачиваюсь от него, малодушно задумываясь о том, чтобы и правда выполнить предписание врача и недавнее пожелание Агеева — забить на всё и лечь спать. Голова слишком тяжёлая и думать о чём-то ещё довольно проблематично. Но звук входящего на телефоне мужа быстро развеивает последнюю мысль. Мужчина бегло читает поступившую информацию, а после разворачивается ко мне.

— Прооперировали твоего ненаглядного. Нормально с ним всё. К утру скорее всего из реанимации переведут в общее отделение.

Шумно выдыхаю и не могу справиться с напрашивающейся улыбкой.

— Мне можно к нему? — спрашиваю с надеждой.

Знаю, что нельзя, но… И не такое возможно, если только Агеев пожелает.

— Хм… — слышится в ответ.

Мужчина прищуривается и окидывает меня оценивающим взором.

— А если скажу «нет», тебя это остановит? — интересуется он встречно.

И столько невысказанного кроется во взгляде серых глаз, будто вопрос относится не конкретно к данной ситуации, но и вообще в целом.

— Я… люблю его. Всегда любила. И сам знаешь, — оправдываюсь зачем-то.

Больше не в силах смотреть на мужа, отворачиваюсь и поднимаюсь с постели, попутно пытаясь вспомнить в какую сторону необходимо идти, чтобы попасть куда так зовёт сердце и рвётся душа.

— Знаю, — горьким сожалением отзывается Агеев. — У меня с памятью ещё не настолько плохо, чтобы я мог забыть такое. К тому же, когда я изначально планировал твоё возвращение сюда — тоже не забывал, — добавляет многозначительно.

Он сокращает разделяющее нас расстояние в пару быстрых размашистых шагов. Я даже с места сдвинуться не успеваю прежде чем его шероховатые ладони опускаются на мои плечи, а тяжёлое дыхание касается затылка. Замираю, не в силах переварить тот контраст, который воцаряется в моей голове. Я должна идти. Но и покинуть мужчину, который пожертвовал ради меня очень многим… Всё-таки я неблагодарная лицемерная дрянь. Возможно, Арсений всё же был прав в какой-то мере. Я же мучаю не только себя. Их всех тоже.

— А ещё я знаю кое-что ещё… — дополняет Рома.

Судорожно сглатываю подкативший к горлу комок. И просто жду, когда он продолжит вновь. Произнести что-то вслух для меня просто за гранью достижимого.

— С тех самых пор, как я впервые увидел тебя, — облегчает мою участь мужчина, заговаривая вновь. — Ту сломленную семнадцатилетнюю девочку с моим сыном на руках… Уже тогда сразу было понятно, что если твоё сердце и будет делить нечто светлое и безграничное, помимо любви к этому крошечному свёртку, так отчаянно нуждающемуся в твоём тепле, то… — он делает недолгую паузу, шумно втягивая воздух, — это буду точно не я. Так что можешь не думать о том, как я останусь один, если ты уйдёшь, — придвигается ближе, затрагивая мои волосы в лёгком поцелуе и ненадолго замирает в таком положении, позволяя мне прочувствовать насколько же трудно ему даётся каждое произнесённое слово. — И вообще… Спасибо тебе за всё, девочка. Сегодня я вернул тебе долг за твою доброту и заботу. Теперь мы квиты.