Ее внук снова крепко пожал мне руку. Они сели в машину, Кора-Ли помахала мне рукой и выехала со стоянки. Они повернули на Фостер-авеню в сторону реки, а я снова остался один. Когда машина скрылась из виду, я пересек улицу и остановился перед зданием Жилищного управления Чикаго. Я надеялся, что темнота поможет мне оставаться невидимым по эту сторону от окон. Мне было нужно увидеть этого Дилана Морана вблизи – не только посмотреть на его лицо, но и понять, что у него внутри.
Судя по всему, фонд не мог похвастаться хорошим финансированием. Вся мебель была подержанная. На грязной желтой стене криво висел плакат «Каждый человек имеет право на жилье», приклеенный скотчем. Протертый серый ковролин был в пятнах. Несмотря на поздний час, человек десять продолжали работать на телефонах и за компьютерами. Двое были в костюмах, а остальные – в синих футболках с эмблемой ЖУЧ, говорящим о том, что они волонтеры. На одном из столов я увидел две коробки с пиццей, несколько литровых бутылок питьевой воды и видавшую виды кофеварку с огромной стопкой бумажных стаканчиков.
Я переводил взгляд с одного лица на другое и наконец увидел его.
Закинув ноги на письменный стол и прижимая плечом к уху телефонную трубку, Дилан Моран пил кофе из бумажного стаканчика.
Внешне он выглядел в точности так же, как я. Он не постриг волосы и не побрился. Одежда у него была как у меня – темная рубашка и брюки защитного цвета, на ногах кожаные ботинки, прошедшие войну. Пока мой двойник говорил по телефону, я увидел у него на лице сменяющиеся выражения, которые видел на своем собственном лице, смотрясь в зеркало или разглядывая фотографии. Мы одинаково улыбались, одинаково хмурились. Наши голубые глаза горели одинаковым огнем. Если поставить нас рядом, мы были бы похожи на двух близнецов, которых невозможно различить. Даже Карли приняла меня за него.
Однако в моих глазах этот Дилан был совершенно другим человеком. Наше сходство заканчивалось на толщине кожи, а под ней мы были совершенно разными. Даже убийца в кожаной куртке моего отца был больше похож на меня, чем этот Дилан Моран. Я не мог определить, что делало его таким отличным от меня. Я попытался понять его загадочное лицо, но тщетно.
Я увидел, как Дилан положил трубку. Судя по всему, разговор получился напряженным, трудным. Мне самому приходилось вести подобные разговоры – когда я имел дело с поставщиками, нарушавшими сроки, или с клиентами, не знавшими, что они хотят, и постоянно выдвигавшими все новые требования. После таких звонков я порой ночью не мог глаз сомкнуть. Однако, как только этот Дилан закончил разговор, к нему на лицо вернулась расслабленная улыбка. Он сказал что-то двум волонтерам, что я не расслышал сквозь стекло, и один из них бросил ему мягкий мяч. Целую минуту они перекидывались мячом, затем Дилан встал и похлопал в ладоши, словно тренер. Он прошел от стола к столу, проверяя работу волонтеров. Они шутили. Спорили. Пожилой мужчина показал на экране компьютера что-то такое, чем гордился, и Дилан чмокнул его в макушку. Допив кофе, он налил из кофеварки еще и выпил залпом. Найдя в картонной коробке пончик, он откусил от него и сел на край стола, проверяя сообщения на своем телефоне.
Во всем этом не было ничего особенного или необычного. Все выглядело таким обыденным. Таким естественным. Для человека, работавшего в этих стенах, сегодняшний день, сегодняшний вечер был в точности таким же, как и все остальные. И тут меня осенило. Тут до меня дошло, что делало этого Дилана таким непохожим на меня.
Этот Дилан Моран никуда не бежал.
Всю свою жизнь я куда-то торопился, не имея ни малейшего понятия, куда именно. Но этот Дилан уже был там. Он был в полном единении с той землей, на которой стоял. Сегодня вечером ему предстояло вернуться домой к своей семье, завтра утром проснуться, и его жизнь нисколько не изменится. Все было в точности так, как он хотел.
Я поймал себя на том, что мое сердце снова оказалось стиснуто черным чувством.
Завистью. Бездонно глубокой.
Дилан взглянул на часы, и только сейчас до него дошло, сколько уже времени. Он опаздывал домой. Встрепенувшись, Дилан поднял взгляд и посмотрел в окно на улицу. И за отражением в стекле он увидел меня. У него на лице отразилось недоумение, и он спрыгнул со стола. Но прежде чем его сознание успело понять, что нас
Направляясь к дому.