Бесконечность любви, бесконечность печали.

Сначала в целях успокоения Полевой лишь попытался заверить его в «целомудренном» местонахождении супруги, а затем на правах друга почти два часа читал лекцию о семейной жизни. Единовластное и деспотичное правление порой оправдано в бизнесе, но категорически неприемлемо в семье! К концу, увлекшись, Паша решил сразить друга сногсшибательным доводом: Лена ждет ребенка, но из-за тирании Игоря может пойти на аборт!

Мигом протрезвевший Колесников вскочил с места и помчался в Ждановичи вымаливать прощение. Позаботился даже о цветах в столь ранний час, но только не о сне обитателей дома. Правда, ког­да смирный, держа супругу за руку, вышел из комнаты, извинился за свое вторжение. А Кате пообещал помощь при любых матери­альных затруднениях.

Подруги наблюдали за этим последним действием Марлезон- ского балета расткрыв рты. Кротким и виноватым они Игоря еще не видели. То ли Пашина лекция возымела действие, то ли любовь победила, а может, и совесть заговорила - значения уже не имело. Лишь бы подруга была счастлива!

Попрощавшись, умиротворенные Колесниковы уехали. Следом засобиралась Мила: дети и Паша, наверное, проснулись, а завтрак не готов. Часы показывали начало девятого, и семейству Евсеевых тоже пора приступать к сборам в аэропорт...

«Надо хоть немного вздремнуть...» - Катя опустила тяжелев­шие с каждой секундой веки и стала проваливаться в сон.

- ...Девушка, - кто-то коснулся ее плеча. Вздрогнув, она открыла глаза. Рядом стояла стюардесса. - Вы одна летите? В бизнес-клас­се есть свободные места. Там вам будет удобнее, - показала она взглядом на подпертый коленями живот пассажирки и улыбну­лась. - Давайте я вас провожу и помогу с вещами.

- Спасибо большое! - поблагодарила Катя, пересев в начало са­молета. Места для ног здесь действительно больше.

«Не верится, что родная «Белавиа» способна на такую заботу! Надо написать благодарность», - посмотрела она вслед улыбчи­вой стюардессе.

Самолет медленно отчалил от здания аэропорта.

«Прощай, Минск! - наблюдая за картинкой за окном, Катя вспомнила о странном ощущении: пока она двигалась в очереди на посадку, словно кто-то наблюдал за ней. Она даже оглянулась, но никого не заметила. - До свидания, Минск! - поправила она себя, когда, взревев моторами, самолет пронесся мимо зданий и оторвался от земли. - Я вернусь!.. Мы обязательно вернемся!..» - приложив ладонь к животу, пообещала Катя за себя и за свою дочь...

***

- Добры вечар! Як пачуваецеся?

Среди ставшего привычным попискивания медицинских при­боров Катя расслышала новые звуки и размежила веки.

«Сон, - заторможенно попыталась она осознать реальность. - Мова? Здесь? Бред!»

За два дня нахождения в клинике она и русскую-то речь слы­шала всего дважды: от сербки, определявшей ее в стационар, ко­торую поняла на уровне контакта, и от готовившей ее к операции медсестры: женщина обладала явно выраженным прибалтийским акцентом и была скупа на слова, но говорила свободно.

Затуманенное сознание выхватило в полумраке палаты фигуру в синей униформе, сфокусировавшись, идентифицировало муж­чину, внимательно смотревшего на мониторы над кроватью.

- Усё цудоуненька! - пробормотал он.

- Вы кто? - пытаясь сфокусировать зрение, близоруко сощури­лась Катя.

- Доктор, - ответили ей. - Олег. А вы... - он бросил взгляд на один из мониторов, - Екатерина? Очень приятно.

Разговаривать, не различая лица и мимики собеседника, неком­фортно.

- Где мои очки? - забеспокоилась она.

- Вот, держите, - протянул очки мужчина и уточнил: - Вы ведь из Минска?

- Из Минска, - кивнула она, наконец-то рассмотрев собеседни­ка.

Высокий, плотный молодой человек: ежик коротко острижен­ных светлых волос, серые глаза, обрамленные густыми выгорев­шими ресницами, пухлые губы.

«Лицо доброе», - оценила Катя.

Поймав изучающий взгляд, Олег улыбнулся.

- А я тоже минчанин! - сообщил он и не менее радостно доба­вил: - Третий год здесь работаю и впервые разговариваю с зем­лячкой! Заступил на дежурство, просмотрел список больных и первым делом к вам побежал. Как себя чувствуете? Что-то беспо­коит? - осведомился он, став серьезным.

- Ничего, - прислушалась к себе Катя.

Разрешите, я посмотрю, - попросил доктор и, не дожидаясь ответа, откинул одеяло. Бережными движениями слегка помял живот, снял край лейкопластыря, прикрывавшего послеопера­ционный шов, приклеил его на место и снова прикрыл больную одеялом.

«Ничего не говорит о ребенке, - болезненно поморщилась Катя. - Надо спросить... Боже, как страшно!»

- Болит? - тут же отреагировал доктор.

- Скорее ноет, - успокоила она. - Терпимо.

- Понятно, - он что-то пометил на планшете. - Вы, наверное, хо­тите знать, как ваша дочь? - словно услышал он ее немой вопрос.

- Да, - еле выговорила Катя мигом пересохшими губами.

Внутри все сжалось, скукожилось, на что один из мониторов тут

же отреагировал тревожным попискиванием.

- А вот так нельзя! - предостерег доктор. - Ваша задача после кесарева - как можно быстрее встать на ноги: вам еще ухаживать за ребенком! Насколько я знаю, операции прошли успешно: и у вас, и у девочки, - ободряюще улыбнулся Олег.