Бесконечные дни

Поймал-Коня-Первым, видно, ушел делать набеги в Мексику или Техас, потому что мы долгое время о нем не слыхали. Жизнь шла вперед. Бо́льшая часть жизни так и устроена. Я смотрю назад, на прошедшие пятьдесят лет, и удивляюсь: куда ушли эти годы? Наверно, так и ушли, а я особо не обращал внимания. У человека в памяти отчетливо сохраняется, может, сотня дней, хотя прожил он тысячи. Тут ничего не поделаешь. Каждому отпущен запас дней, и мы тратим их, как забывчивые пьяницы. Я против этого не ропщу, просто говорю как есть. Проходят два года, три, и единственное, по чему заметно течение лет, – это девочки майора. Дочки, которых выродила миссис Нил. Она их выродила и всего лишь день спустя уже расхаживала по форту, будто она скво, у которой много работы. Девочки – близняшки, но не похожие друг на друга: у одной волосы черные, а у другой – песочно-желтые, как у майора. Я сейчас даже не помню, как их звали, – такие они были маленькие. Черную потом прозвали Галкой за то, что она любила таскать блестящие вещи. Нет-нет, конечно, я помню их имена. Черноволосая – Хефциба, а светловолосая – Ангел. Ангел я забыть не мог. Майор, бывало, сидел на крыльце и ворковал над колыбелькой. Отчего бы нет, они же его дети.

Потом пришли вести от новых разведчиков – дружественного племени индейцев-кроу, живущего по дороге на Йеллоустоун, – что Поймал-Коня-Первым появился к северо-западу от Ларами. Они последовали за ним, и через день он, не заметив слежки, въехал в новую деревню, вигвамов на тридцать – кроу посчитали. Сержант, видно, этого ждал – у него на руках было требование на полевую пушку, датированное прошлым годом, и он тут же подал его начальнику артиллерийского снабжения, который по ровности духа превосходил самого Цезаря. Нет нужды беспокоить майора. И к рассвету следующего дня мы в бодром расположении двинулись в путь, желая отыскать ту деревню, и изящная пушечка весело грохотала за нами.

Глава восьмая

Лук согнут, и лучник изо всех сил натягивает тетиву, а потом, хорошо нацелившись, отпускает стрелу на волю. Есть странный, напряженный момент, когда рука уже не в силах тянуть и ничего не остается, как отпустить; поэтому лучник должен знать, что идет за чем, иначе испортит выстрел и сам покалечится. Я об этом думал, пока мы выступали почти совсем ровными рядами по следам наших разведчиков-кроу. Поймал-Коня-Первым – хитрец, и нам непросто будет отыскать его и отомстить его душе. Сержант считал, что по праву именно те, кто год назад нашел убитых, должны сейчас отправиться на поиски деревни. Калеб Бут тоже был среди нас, как воскресший Христос. За это время Калеб отрастил большие усы и обзавелся маленьким сыном от красивой индеанки-сиу, причем из племени оглала, и мне кажется это странным. Наверно, любовь умеет подшутить над историей.

Этот год не прошел незамеченным для сержанта. Несмотря на свою молодость и невежество, мы знали, что сержанта подтачивает не только возраст. Он стал тощий, как сухая ветка. Его прежнее тело поусохло, и даже воинственные разговоры сошли на нет. Человек, которого я считал чудовищем и злодеем, стал в моих глазах другим. Повадки у него были грубей Черных Холмов, а мозг пуст – там остались только приказы, выпивка и курево. Все, что он говорил, было приперчено сквернословием. Но это лишь наружность. Заглянув внутрь, можно было увидеть другое – не скажу, что розовый сад, но некую странную тишину, которой я со временем научился восхищаться. И даже наслаждаться – так что порой я сознательно искал общества сержанта. Он муштровал нас на раскаленном летнем плацу, словно хотел, чтобы американское солнце сожгло нас, как костер листья. Он был жёсток и жесток, если кто-то неправильно понимал приказ или поворачивал направо, когда команда была налево. Он мог ударить подчиненного саблей плашмя, а как-то раз он при мне стрелял под ноги солдату, который сбился с ноги, и тот приплясывал, подвывая, чтобы остаться в живых. Но сержант был ходячим справочником по военному делу и ни разу не завел нас в ловушку. И хотя он был не виноват в гибели отряда год назад, он взял на себя долю вины, и все его планы мести служили для того, чтобы восстановить потерянное из-за его ошибки в расчетах.

Я уже говорил, что пел он просто кошмарно, но хочу еще раз это повторить – лишь от воспоминания о его омерзительном голосе. И я молю Бога, чтобы в раю было разрешено петь только ангелам.