Он всмотрелся в темную площадь. Поднявшийся ветер пошевелил верхушки платанов, извечные басы, исходившие от транспорта, сменились на естественный природный ропот. Это был единственный звук, который слышал Эдвард. Над магазинчиком на углу светила вывеска. Скособочившись на подоконнике, два индийских ребенка таращились вниз на площадь, их распухшие глаза были почти закрыты из-за крысиных укусов.
Он вернулся к церкви, протиснулся сквозь ряды раздраженных прихожан и стал смотреть на Мэтью, стоявшего на слабо освещенном амвоне.
— Потому что это не конец, а начало, — сказал Мэтью, который явно читал старую добрую проповедь об огне и очищении. — Те, кого Господь избрал для сохранения доброго здравия, будут способны переделать землю по Его мысли. — Именно такого типа лекции Эдвард выслушивал, будучи ребенком; он никогда не концентрировался на обещаниях, приправленных помпезной риторикой, но всегда ощущал исходящую от них смутную угрозу. — Каждый из нас должен принести жертву, без которой невозможно признать Царство Небесное, и тот, кто не склонил свое сердце перед Божьей Матерью, будет оставлен вне церкви, ему будет отказано в возможности преображения.
Эдварду казалось, что прихожанам требуется точное перечисление правил, необходимых для спасения; отчаянные времена заставили их поверить, что истовые братья наконец-то определят эти правила. Он тихо пробрался к неохраняемой двери в деревянную коробку и вошел, закрывшись изнутри.
Клаустрофобия возникла немедленно. Запертая комната, охраняемая снаружи. Куда, черт возьми, она делась? Он сидел на матрасе, бесцельно постукивая ногой по ковру, и слушал приглушенный звук молитвы за стеной. В комнату проникал сквозняк, но он тянулся не из двери. Он опустил руку вниз, в темноту, и почувствовал, как холод уколол пальцы. Сначала ему не удалось увидеть угол люка, но, направив свет фонарика более точно, он понял, на что именно смотрит: это была секция покрытия пола, где-то три на два фута, выпиленная в деревянном полу рядом с кроватью. Пол был сделан из фанеры, и поднять его было просто. Люк закрывал винтовую лестницу, колодцем уходящую в склеп. Под его ногами спиралью уходили вниз выкрашенные черной краской викторианские металлические перила. А снаружи Мэтью наставлял людей в вере, но это было больше похоже на лозунги во время какого-нибудь митинга.
Эдвард опустил фонарик и вступил на треугольные узорчатые ступени. Было совершенно ясно, что Джилл держали в деревянной комнате против ее воли, но как она могла обнаружить лестницу, ведущую в помещение, находившееся под ее тюрьмой? Возможно, о ее существовании было известно всем, но никому не пришло в голову, что Джилл сможет до нее добраться. Температура воздуха начала резко падать… может быть, дело было именно в этом — она думала, что микробы не смогут выжить в таком холодном окружении?
Он спустился вниз. Фонарик высветил неверный полумесяц света — камни пола были по щиколотку залиты ледяной водой. Впереди был виден ряд каменных арок, которые вели через склеп в виде туннеля. Он побрел по воде вперед и обнаружил себя под заключенным в ребра стен основным помещением церкви. Всплеск воды прозвучал в безмолвном склепе, как удар.
Он стоял, не двигаясь, с коченеющими ногами, изо рта его вырывался пар, — и ждал, когда успокоится рябь на воде. Что-то было не так. Джиллиан могла выжить из ума, но она, наверняка, не отважилась бы спуститься сюда одна. Она знала, что крысы хорошо плавают. Это было невозможно. Что-то было не так.
Над его головой в церкви зазвонил колокол — надтреснуто и плоско. Поведение прихожан немедленно изменилось: не боясь синяков, они попадали на колени, вперившись взглядами в драную алую перегородку за алтарем, которая закрывала места для хора. Деймон и Мэтью снова появились — уже в ярко-белых стихарях — и принялись отодвигать экран, закрывающий клирос; паства зашептала в предвкушении. Помост, который обнаружился за пологом, был выстелен сияющей золотой парчой, обнаруженной в рулонах в магазине, торгующем сари на Брик-Лейн. На помосте стояла помещенная в раку фигура — как издевательство над католическими статуями — обнаженная плоть ее матово блестела от талька, которым она была покрыта до такой степени, что напоминала старый алебастр. Ноги ее были оплетены пластиковым вьюнком.
Колеса деревянного помоста скрипнули, когда Деймон и Мэтью подтолкнули шаткий настил к алтарю. Голоса в толпе льстиво зашелестели. Фигура на помосте изгибалась в истерическом экстазе, она стояла возле раскрашенного дерева — колени вместе, ладони вывернуты, в правой руке — одинокий стебель розы, на макушке выбритой головы — корона из увядших роз, глаза закатились, взгляд устремлен к невидимым Небесам. Джиллиан больше не слышала звуков отчаянной экзальтации, издаваемых ее поклонниками, она существовала в каком-то высшем месте — сосуд благочестия ее братьев, плывущий высоко над грязной испоганенной землей — в обители такой красоты и чистоты, где ничто грязное или тлетворное больше не могло коснуться ее.