Бесодиада

На фоне этих последних событий смелых ток-шокеров, рискнувших всё-таки пригласить Пашу на своё шоу, осталось только двое. Точнее, политические рыцарь и рыцарьша, два самых рейтинговых политических ток-шоу страны. Об этом нам можно было только мечтать, и то, как выразился наш столичный депутат, только за большие деньги и с хорошими связями. Вы не поверите, но после такого случайного стечения обстоятельств мне в голову полезли какие-то странные и подозрительные мысли. Я хорошо знаю своего брата Пашу, и точно знаю, что он не умеет ничего делать специально, а тем более гадостей с корыстным умыслом. Но то, что происходило вокруг нас с Пашей в последнее время, начинало казаться мне чей-то заранее спланированной акцией. Акцией большого количества людей или хуже того, действительно, стечением роковых обстоятельств. Это была уже какая-то мистика. Люди что действительно не видят дальше своего носа?

В общем, выбор пал на ведущего с каким-то полуиностранным именем, я точно не запомнил. Да мне было и не до этого, я был на грани нервного срыва. Правда, и Паша, узнав о том, что он будет выступать на этом популярном политическом ток-шоу, заметно за переживал. Ведь Паша знал и любил смотреть это ток-шоу.

В отличие от нас наш столичный депутат был совершенно в приподнятом настроении, даже больше обычного, чем вызывал у меня ещё большее раздражение. Его шутка по поводу того, что ведущий этого ток-шоу его коллега, и они оба в небесной канцелярии в одном отделе получали свои лицензии, была мною совершенно не понята. Мне было не до юмора, моя нервная система физически ощущала приближение какого-то страшного апофеоза.

Глава 12. “Распевка”

Когда мы прибыли на съёмки телепрограммы, и нас пригласили в комнату для ожидания, в моей голове совершенно отчётливо зазвучали хаотичные звуки “распевки” музыкальных инструментов, обычно доносящихся из оркестровой ямы перед началом концерта. Тогда ещё я не придал этому особого значения, отнеся эту головную боль к нервному состоянию. Я всё ещё пытался, хотя и слабо, но достучаться до здравомыслия или же хотя бы к чёртовой человечности нашего столичного депутата, чтобы хоть как-то предупредить неизбежный фатальный удар по самолюбию и политическому рейтингу для нас всех, и в первую очередь смягчить неминуемую психологическую травму для Паши.

– Я должен быть рядом с Пашей, когда он будет отвечать на вопросы. Это хоть как-то поможет ему сконцентрироваться, – нервно, подбирая слова, говорил я.

– Это невозможно. Вы же сами это понимаете, – спокойно и уверенно отвечал столичный.

– Паша не сможет! Я его знаю! Он будет нервничать и начнёт нести околесицу! И на этом для нас шоу закончится! Вообще закончится! Всё политическое шоу для всех нас закончится! Вы это понимаете!?

– Зачем же Вы так на Пашу-то. Я уверен, он прекрасно справиться с ответами на любые вопросы. Да, Паша?

Паша улыбался и, молча, кивал головой.

– Да не справится он! – мой голос синхронно повышался с корявыми звуками каких-то музыкальных инструментов в моей голове. – Говорю же Вам, он по закону в досмотре нуждается, ему помощь нужна. Диагноз у него такой, понимаете!?

– Так, він мене доглядав. Він мій брат, він мене і доглядає, – до конца не понимая смысла разговора, вставил в мою поддержку Паша.

– Оооо! Снова эти корявые звуки. Что, старая пластинка заела?! – столичный в упор посмотрел мне в глаза.

–Да, заела! Я же Вам говорю, доглядать я его должен! – мой голос предательски дрогнул.

– Вот и доглядай! – спокойно сказал столичный.

На журнальном столике прямо перед моим носом вдруг, откуда не возьмись, оказался серебряный поднос с хрустальным графином, по-видимому, коньяка, тремя рюмочками и джентльменским набором закуски. Аккуратно и ровно нарезанные ломтики лимона были слегка присыпаны сахаром, немного чёрного шоколада и, для какой-то надобности, не порезанный солёный огурец. Как он там оказался, я имею в виду не огурец, а поднос, я с полной уверенностью сказать вам не смогу, но ещё минуту назад его там точно не было.

– Доглядай, доглядай! Сразу на троих доглядай! – с пренебрежительной усмешкой, но приятным голосом, произнёс столичный. – Тебе это не помешает.

Сказать, что я был сильно озадачен, это значит, ничего не сказать. Я был обескуражен и обезоружен. Мало того, что распевка в моей голове явно усилила своё звучание, к ней ещё и добавились весьма ощутимые барабанные удары в височной области. К тому же, видимо, я потерял самоконтроль, потому что, совершенно не думая этого делать, я стал, можно сказать, непринуждённо разливать коньяк по рюмочкам. Но и это ещё не всё. Страх совершенно неопределённого рода стал овладевать моим сознанием, я хорошо это понимал и старался взять себя в руки, но проблема заключалась в том, что, по-видимому, страх как-то уж очень сильно влиял на моё физическое состояние. Мне становилось дурно.

– Выпей! Сейчас пройдёт. Это с непривычки. Они всегда так делают.