Речь столичного депутата становилась для меня не совсем понятной. К тому же мне стало казаться, что она доносится из какого-то другого помещения. Я ещё не пил, но у меня уже кружилось в голове.
– Кто делает? – обессилено, но удивлённо, произнёс я.
Я еле услышал свой собственный голос среди корявых звуков каких-то чёртовых музыкальных инструментом, бренчаще-звучащих в моей голове.
– Кто, кто. Оркестр. Они всегда так делает перед началом. Настраивают инструменты. Выпей, тебе станет легче.
Как по мановению волшебной палочки мы трое синхронно подняли свои рюмочки для употребления напитка, и замерли в ожидании напутственных слов.
– За тебя, Паша! За твою победу! – столичный произносил слова мягко и мелодично. – Ты главное их не бойся. Если в политике они из себя ещё хоть что-то представляют, то в жизни они чистая нечисть. Я-то их хорошо знаю. Так что нечего их боятся, этих неприятностей, главное – не верить ни единому их слову! Политика – это бизнес, Паша, и к порядочной жизни, а тем более к правде она никакого отношения не имеет! Так что за тебя, Паша!
Подходов к коньячку оказалось ровно три, когда хрустальный графин опустел. Мне действительно стало немного легче, но я всё равно ещё пребывал в какой-то гравитационной ловушке. На секундочку мне даже показалось, что я вижу себя со стороны. Но панически беспокоило всё же меня сейчас больше другое, алкогольное опьянение Паши, которое наступило как-то чересчур быстро.
– Как вам коньяк?
Столичный депутат как будто читал мои мысли.
– А!? Настоящий дорогой коньяк. Можно сказать, королевский напиток! Рецепт 1776 года! Приготовлен прямыми потомками короля Генриха! А!? У меня осталась только одна бочка. Правда, того самого великолепного года. Я берегу этот коньяк для особых случаев. И сегодня случай особый, можете мне поверить!
– Паша сильно пьян, – совсем пьяным языком произнёс я, и даже не смог продолжить свою мысль.
– Ну, за это можете не переживать! Мы легко это исправим! Это всё потому, что я люблю пить коньяк из рюмочек. Мне думается, из бокалов коньяк стали пить из экономии. Вам так не кажется? – столичный снисходительно посмотрел на меня и обратился к Паше. – Паша, возьми, пожалуйста, солёный огурец! Настоящий домашний квашеный огурец! Это чистое здоровье! Кстати, – он снова переключился на меня. – Я вижу, Вам уже стало легче!?
Стало мне легче или нет, я ответить затрудняюсь, но какофония звуков в моей голове в тот момент действительно умолкла. И как я сам этого не заметил. Но на смену этой умолкнувшей какофонии пришла какая-то пугающая тишина какого-то нового опасного предчувствия. Предчувствия какого-то начала или, может быть, какого-то конца. И что характерно, я как-то интуитивно ощущал, что связано было всё это совершенно не с коньячком и расширением сосудов, а с чем-то, что происходит, по-видимому, где-то у меня за спиной. И, правда, в этот самый момент в комнату ожидания вошёл сотрудник телепрограммы, и пригласил Пашу в студию. Я смог только безвольно проводить его и Пашу взглядом. Наступила какая-то лукаво-неловкая пауза.
– Занавес! Акт первый! – послышался чей-то неприятный голос где-то у меня за спиной, и я даже машинально обернулся.
Но там никого не было, даже серебряного подноса. Столичный депутат уже успел удалиться, и следил за происходящим на сцене прямо из-за кулис. И мне ничего не оставалось делать, как пройти, шатаясь, по коридору и присоединиться к нему. Признаюсь, я ощущал себя совершенно скверным образом. У меня кружилась голова, присутствовало устойчивое чувство тошноты, мне уже начинало что-то мерещиться. Думаю, я находился в предобморочном состоянии. Был ли я пьян или же это было связанно с чем-то другим, трезвого отчёта я точно себе не отдавал. Я старался хоть как-то держать себя в руках, но удавалось мне это с большим трудом.
Глава 13. Политическое ток-шоу
Первыми в мою голову ворвались очень громкие звуки оваций. Да, да, именно оваций. Мне казалось, аплодируют миллионы рук, такими громоподобными они звучали в моей голове. Когда Паша только вошёл в студию, зрительный зал начал приветствовать его аплодисментами ещё до того, как ведущий ток-шоу смог представить его зрителям. Такой реакции не ожидали ни гости программы, ни даже сам ведущий. Овации были настолько бурными, что ему несколько раз пришлось просить публику успокоиться, и дать возможность продолжить программу.