Бесовская банда

Но время не только взрыхляет ил на дне, но и в итоге все же осаждает его. Пока Бекетов бежал от страха, голода и смерти, отгремела Гражданская война. Жизнь в целом начинала налаживаться и входить в какую-то новую колею. Чуть-чуть начал отступать голод. Продразверстку сменили продналоги, когда забирали у крестьянина не семьдесят процентов зерна, а лишь тридцать.

Новая власть всерьез намеревалась не только переустроить все в лучшую сторону, но и после воцарившегося ада быстренько навалиться всем миром, да и создать на земле рай. Восстанавливались, казалось, уже навсегда, уничтоженные промышленность и сельское хозяйство. На селе массово проводилась ликвидация безграмотности. Был принят план электрификации страны, и стали возводиться электростанции, цель была грандиозная – электрическая «лампочка Ильича» в каждый городской дом, в самую глухую деревню. Такие замахи казались совершенно сказочными и оторванными от реальности, но они неумолимо воплощались в действительность.

А в конце 1921-го было принято решение о Новой экономической политике – НЭПе. И на Русь вернулись пока еще испуганные и осторожные, но быстро набирающие былую силу и наглость хозяйчики, лавочники и эксплуататоры.

Бекетов же все шелестел по просторам страны. Научился как-то добывать пропитание. Иногда возвращался в родные места, к Борису. И снова уходил. И снова толкался по городкам, станциям, вокзалам, наполненным так и не растратившим страсть к вечному движению народом.

Как в тумане это время прошло. Пролетело со свистом, будто в горячечном бреду. Жизнь будто подводила его к главному шагу, за которым останется идти только по уже протоптанной тропинке.

И однажды он этот роковой, или судьбоносный – это как посмотреть, шаг совершил.

Это была теплая весна 1922 года. Он трясся в переполненном вагоне, куда пробрался безбилетником, как и большинство пассажиров. Съежился, обхватив плечи руками, слушая привычный стук колес и зло разглядывая попутчиков, половина из которых куда-то бежала, а вторая половина – откуда-то возвращалась. Как обычно – бородатые крестьяне, одетые в сто одежек, ищущие заработка крестьянки с корзинами и мешками, стайка цыган, компания сосредоточенных молчаливых путейских рабочих, несколько красноармейцев с командиром и шантрапа, режущаяся в карты. Обычный вагонный набор.

Бекетов не ел два дня. Его мутило, в животе урчало. От голода и полнейшей безысходности хотелось выть на луну, как волку. И он как-то совсем одичало, зверем, смотрел на тетку-мешочницу с холщовыми сумами, полными всякой снеди и тряпичного барахла. Она сидела напротив него и важно жрала кровяную колбасу с ломтем хлеба. Притом с видом недостижимого превосходства человека, которому есть чего жрать, перед теми, кому жрать нечего совсем.

Бекетов со злостью думал о том, что совершенно непозволительно распустили это гнилое спекулянтское племя в последнее время. То ли дело, когда продовольственные заградотряды работали. Взял бы он тогда эту свинью за жирный загривок. И вскоре ее бы уже ЧК допрашивала. А там и расстрел маячил. И она бы визжала, как и положено такой тупой животине.

Бекетов сжал кулаки и едва не застонал. От нахлынувших воспоминаний, от голода, обиды на несправедливость мира, от вида этой высокомерной толстой мешочницы в нем закипала дикая злоба. Она просто требовала, чтобы ее выплеснули, в противном случае грозя разбить параличом.

Потом злоба схлынула, уступая место холодной решимости. На бывшего заградотрядовца снизошло какое-то четкое осознание сложившихся реалий. Ему с болью подумалось о том, сколько же испытал он страданий в своей жизни. Весь этот мир не что иное, как сплошное его страдание. И он на все готов пойти, лишь бы избавиться от мук. Чтобы вместо него страдали другие. И если для сытой и достойной жизни ему потребуется причинить страдания другим людям, то он готов к этому давно и категорично.

В этот момент он принял свое самое главное в жизни решение.

И как-то само собой сошел за мешочницей на тихой малолюдной станции. Увязался осторожно за ней, соблюдая дистанцию, чтобы не привлечь ненароком внимания. По дороге подобрал валяющийся у обочины увесистый камень. И убыстрил шаг.

В последнюю секунду беззаботная, довольная жизнью и потому не смотрящая по сторонам женщина обернулась. Увидела человека с камнем. Хотела заорать. Но тут Бекетов ее ударил что было силы. Потом еще и еще…

Когда все было кончено, Бекетов обшарил и мешки, и саму убиенную. Денег, как их теперь называли – совзнаки, у жертвы было совсем немножко. Зато продуктов хватало – хороших, качественных, деревенских.

Сидя на земле рядом с трупом, Бекетов, урча, рвал зубами колбасу и хлеб.